И, выходя из сада, лицом к лицу столкнулась с Хайдаром.
Он, видно, шел с веселого сборища — опух, оброс щетиной. Заметно пошатывался. Латофат попыталась ускользнуть в сторону, но Хайдар решительно загородил дорогу, зло прищурил красные, отекшие глаза:
— Настояла-таки на своем, привезла этого... дервиша! Латофат невольно отступила назад.
— Вы же сами согласились...
— Согласился — это верно. Лучше уж здесь, на глазах, если без него не можешь. Пойдут теперь разговоры в кишлаке...
— И вы так боитесь сплетен?
— Не боюсь. Но не хочу, не желаю! — крикнул Хайдар.— Не хочу, чтобы ты расхаживала здесь с ним! Не хочу, чтобы люди видели вас вместе! Поняла ты меня?
— Нет, не поняла! И никогда не пойму! — Латофат перепрыгнула через арык и побежала по саду...
Нерадостные воспоминания. Кадырджан будто читал ее мысли — шевелил кулаками в карманах брюк.
— Молчишь? Не понимаю тебя! Сама ведь льнула к нему! Что же теперь отворачиваешься? Джигит как джигит! Кандидат наук! Умница! Чего тебе еще надо?..
Латофат молчала. Сидела, закрыв руками лицо.
— И обговорено уже все. И мать, и отец наш...
— «Отец»! Как можете вы называть этого человека отцом! После всего... после того, что сделал он с вашей матерью!
— Не к чему ворошить прошлое. Известно, прошлому прощение.
— А я не прощу! Я никогда не забуду слез матери! Кадырджан неуверенно пробормотал:
— Что ж... в жизни всякое случается.
— Всякое? — Латофат вытянулась в струну.— Не сваливайте на жизнь, он, этот человек, нужен вам, нужен!
— Хватит! — Кадырджан так и вытаращился.— Уж очень умничать стала! На словах гладко получается, а жизнь — другое дело. О матери печешься, а что с ней будет, если откажешься от Хайдара! Об этом ты подумала? Тебе известно, кто такой Атакузы-ака? Представляешь себе хоть, с кем имеешь дело?
— Да, он всемогущ и способен на все! И ваш друг Хайдар тоже в отца пошел. Уверен, что может силой сломить меня.
— И сломит! Так что лучше одумайся. Или всех нас хочешь под удар?.. Если наплевать на меня, подумай хоть о матери!
— Не вмешивай меня, оставь! — Фазилат ударила кулачками, запричитала: — Уж лучше бы мне умереть! Чтобы из-за меня стала несчастной доченька моя!..
— Кончайте, мама! — от крика Кадырджана задрожала посуда в нишах стены.— Это же той, не похороны. Все — одни глупости Латофат! Где она еще найдет такого парня, как Хайдар!..
— Ладно! — Латофат с неожиданной решимостью поднялась.— Можете передать своему приятелю—я согласна. Только пусть он знает: иду за него... не по любви, просто боюсь его всемогущего отца. Вот так! Если твоему кандидату наук не претит такая свадьба — пускай будет! — Латофат хлопнула дверью.
Кадырджан исподлобья досадливо покосился на дрожащие плечи матери.
— Значит, разговор окончен, начинайте приготовления. Да бросьте вы ваши слезы. Норовите превратить свадьбу в траур.— Он подошел к выключателю, погасил свет.— Ложитесь спать.
— Сынок!..
Кадырджан не услышал, был уже за дверью. А может, не хотел слушать ее...
«Латофат, доченька! Единственная надежда, радость, ниспосланная небом! Неужели и ты, как мать, свяжешь судьбу свою с нелюбимым и тоже станешь несчастной?» — Фазилат бессильно упала на постель, уткнулась лицом в подушку.
Ей казалось — она виновата перед дочерью. Вдруг вспомнилась поговорка: «Выбираешь ткань — гляди на кромку, выбираешь дочь — гляди на мать». Ох, недобрые люди выдумали эти слова — будто нарочно для Фазилат.
Разве не видела она, как Латофат страдает из-за нее? Сплетни, кривотолки сделали дочь нелюдимой. Когда приезжала на летние каникулы, не ходила, как ее подруги, по кишлаку, не красовалась нарядами, не гуляла на свадьбах, избегала девичьих вечеринок. Все больше сидела дома. До поздней ночи, бывало, не отрывает глаз от книги и все думает, думает о чем-то. Грустные у нее были думы...
«Ладно!.. Я согласна! Но пусть он знает: иду за него не по любви...» Нет, это она сказала сгоряча. Сердце матери чует. Латофат не такая, чьей бы то ни было силе. Это она, Фазилат, в конце концов не выдержала, покорилась Бурибаеву. Кто знает, может, это от матери перешло, от Айнисы? Правда, Фазилат совсем не помнит мать. Всего-то ей было три года, когда мать выкрал богатый торговец Кудратходжа. Не помнит и отца — бедный, безропотный человек, повесился с горя. А Фазилат потом взял к себе амаки — дядя по отцу. Но она много раз слышала, что мать ее не только не противилась Кудратходже, а будто бы стала даже любящей женой. Нет, Латофат не будет... Не покорится. Чтобы дочь Фазилат тоже стала несчастной... Подумать страшно. К кому бы пойти поговорить, посоветоваться? К Атакузы?.. Одна мысль об этом приводит в трепет! А что, если к домле Шамурадову? Он же не знает всего... Рассказать, как было,— про то, давнее, и... Ему бы рассказать — лучше всего. Только он — отец Джаббара...
И опять поднялось все, что пряталось в тайниках души...
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 1
Домла проснулся. Комната еще тонула в темноте. Лоскут неба в открытом окне пестрел яркими, крупными звездами. Далеко, должно быть за лощиной, утробно ревели ослы. Петухи протяжно кричали, состязаясь друг с другом.
Накинув на плечи поношенную, но удобно просторную пижамную куртку, старик включил свет. И в комнате, и на старом массивном письменном столе все было так, как оставил ночью после работы: сгопка листов, исписанных арабской вязью.
В последнее время домла работал над двумя рукописями — над монографией о горной арче и над книгой об обновлении всей оросительной системы республики Средней Азии. Директор института Артем Поликарпов просил его сосредоточиться пока на оросительной системе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102