..
Шукуров весь подался вперед:
— Вот что!
— Сейчас, наверно, это покажется просто неправдоподобным. Но попробуйте перелистать газеты предвоенных лет. Многое поймете. В одной из них и про меня есть. Собственными глазами можете прочитать.
— У вас сохранилась эта статья?
— Нет! — голос домлы неожиданно зазвучал сурово и гордо.— У меня нет привычки хранить всякие кляузы!
Атакузы, знавший, в кого метит домла, заерзал на стуле. Шукуров, почему-то бледнея, тихо спросил:
— И сейчас еще живы эти самые... «преданные»?
— Живы...— Едкая улыбка искривила губы старика.— Вот он знает одного...
Шукуров быстро взглянул на Атакузы. Тот опустил глаза.
Мирзачуль — Голодная степь.
— Ну к чему сейчас об этом? Говорят же: прошлым делам — забвение.
— А ты что думаешь, я собираюсь ворошить это прошлое? Товарищ Шукуров спросил, я и ответил. И только.— Домла, насупив редкие седые брови, метнул взгляд на притихшую старушку.— Иди неси обед!— И к Шукурову:— Раз вы интересуетесь книгами, пожалуй, могу дать вам одну. Хотелось бы, чтобы вы, как партийный работник, прочитали. Книга о проблеме химизации. Острейшая проблема дня.
— Совершенно верно, это всех сейчас волнует,— оживился Шукуров.
— Всех, говорите? Вот мой племянник — председатель знаменитого колхоза, а как он смотрит на эти вещи, не знаю...
И опять дядя больно задел Атакузы. Может, потому особенно больно, что заявил это при новом секретаре.
— Эта проблема в тысячу раз сложнее, чем вы себе здесь представляете!— попытался отбиться раис и, заметив испытующий взгляд Шукурова, невольно отвел глаза.
— А кто сказал, что эта проблема простая? Потому все и хлопочут, что она сложная!—старик дрожащими пальцами разгладил скатерть и встал.— Так посмотрим книгу, товарищ Шукуров?
— Да, да!— заторопился тот.— Кстати, я видел вашу карту переброски сибирских рек и кое-что хотел спросить...
В усталых глазах старика, оплетенных мельчайшей паутиной морщинок, заиграли насмешливые огоньки.
— Карта эта не моя. Вот вопросительные знаки — мои!
Домла и Шукуров, предупредительно уступая друг другу дорогу, пошли в дом.
Атакузы не тронулся с места, сидел у дастархана, покручивая в руке пиалу с остывшим чаем. Он был недоволен собой. И что сегодня с ним случилось? Что ни скажет — все невпопад. Хочет навести брови, а выбит глаз. И старик тоже хорош! Надо ему — иронизирует, язвит. А ведь впереди такой серьезный разговор! Прежде всего надо переговорить с дядей о завтрашней защите. Тоже ведь задача! Научный руководитель Хайдара как раз и есть тот самый, как выразился дядя, «преданный». Верно, Вахид Мирабидов когда-то обвинял, «разоблачал» дядю. Но ведь сколько времени утекло. Интересно, как старик смотрит на эту историю? Не выкинул бы завтра чего-нибудь. Если этот разговор пройдет спокойно, Атакузы закинет удочку и насчет предстоящей свадьбы. А если нет?..
Из летней кухни вышла Гульсара-ая:
- Все готово. Подавать на стол?
- Подождем, пусть они выйдут. Присядьте, отдохните... Гульсара-ая бесшумно подошла к столу и, сложив ладошки на
дастархане, подняла кротко-грустные глаза на Атакузы: На защиту Хайдарджана приехал? А кто сказал про защиту? Тахира? Хайдарджан сам приходил... Атакузы облегченно вздохнул. А дядя что?
Тетушка Гульсара опустила глаза, под зеленым шелковым платьем чуть заметно приподнялась и опала ее плоская грудь.
— Что дядя?.. Вы же знаете характер своего дяди, Кузыджан!
«И когда только наступит конец этой дурацкой стариковской вражде?— помрачнел Атакузы.— Не пострадал бы Хайдарджан из-за их распри».
Да, Атакузы хорошо знает характер дяди. Там, где старик считал себя правым, никого никогда не щадил.
С той самой поры, как Хайдар стал учеником Мирабидова, домла Нормурад заметно охладел к нему, да и сам Хайдар редко теперь заглядывает в этот дом. Эта холодность — больное место Атакузы. А все потому, что любит он старика, несмотря на все его странности и чудачества, на всю резкость характера. Да и дядя — Атакузы это знал наверняка — тоже любит своего внучатого племянника. Любить-то он любит...
Атакузы поморщился и разом осушил остывшую пиалу чая.
— Не понимаю дядю! Неужели он из-за этого... Мирабидова подведет Хайдара?
Пиала в сухих пальцах старушки мелко задрожала.
— И я вашему дядюшке то же самое твержу. Но вы же знаете...
— Знаю!— Атакузы до боли стиснул зубы.— Вот и думаю все — как быть?
Голова в белом сиянии низко склонилась.
— Кузыджан, что я могу поделать? Устала повторять вашему дядюшке: и в радости, и в лихие дни он один у нас — Кузыджан, только он, говорю, и заботится о нас! И его хотите вы обидеть. Останемся на старости лет одни, всеми покинутые...— Плечи старушки затряслись, она тихо заплакала.
Атакузы растерялся:
— Видит аллах, я не в обиде на вас, дорогая тетушка, но что остается делать мне? Ведь говорят же: недруг, отзывчивый на доброту, лучше того, кто в тебя по дружбе плюет.
Атакузы придвинулся к Гульсаре-ая, обнял ее худые, как у мальчика, плечи. Сказать или не сказать о свадьбе?
Обычно трудные вопросы он предварительно «согласовывал» с теткой и лишь после того, как она подготавливала старика, говорил с ним. Но как заикнуться о сватовстве? Чтобы ненавистные старикам Фази-латхон и Бурибаев вдруг стали им родней! Тут не только перед дядей — и перед старушкой не посмеешь открыть рта.
— У меня нет секретов от вас, тетушка,— начал Атакузы.
— Знаю, милый.
— Вы уже слышали?
— Разве в наше время что-нибудь укроется, Кузыджан?
— И что же дядя, как он?
— А что он? Чего скрывать? Расшевелили давнее...— Взгляд старухи засветился печалью, как одинокий огонек ночью в степи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102