Чуть в стороне на берегу речушки стояли два газика. У машин беседовали несколько человек — городские, со шляпами в руках. Говорили громко. Вдруг их голоса покрыл визгливо-дребезжащий крик, он доносился из рощи:
— Нет! Спасибо! И на похороны мои можешь не приезжать!
— Прохор! — Уразкул удивленно покачал головой.— Что-то он разбушевался!
В группе, стоявшей у машин, был и директор института Поликарпов, сын Прохора. Он первый заметил известного профессора, восседавшего на ишаке, и на миг растерялся. Но только на миг — заулыбался приветливо, поспешил навстречу:
— Нормурад Шамурадович! Как здоровье?
— Спасибо, сынок... Что тут у вас происходит?
— Да ничего особенного,— смутился Поликарпов.— Вы же знаете своего старого друга. Попросил меня кое о чем, я сказал: ничем не могу помочь, вот ваш друг и раскричался.
— О чем речь?
— Очень кстати мы встретились,— сказал Поликарпов, будто не расслышав вопроса.— Докладная ваша пошла из министерства еще выше.
— Так-так...— заволновался домла.
— Сейчас знакомятся на самом верху.— Поликарпов блеснул глазами.— Как только будут новости, мы сразу пришлем кого-нибудь. Словом, кончайте скорее монографию.
— Я хотел бы поговорить...
— Я тоже. Но... Извините, домла, там ждет министр.— Поликарпов повернулся к машине.— Мы в степь. Я еще приеду. Обязательно.
Пришлось домле проглотить обиду. Собрался было поговорить о работе, но куда уж тут — министр!..
За миндалевой рощей, на склоне горы, там, где росли, борясь за каждый клочок каменистой почвы, горная арча, лещина, боярышник и дикие яблони, белели три домика лесного хозяйства. У ближнего под громадным вязом стоял сухопарый старик среднего роста и угрюмо
смотрел на гостей. Рыжеватые волосы его были взлохмачены, совсем , как у современного модника.
— Вот это да! — рассмеялся Уразкул.— Мы спешим, мы торопимся к больному, а больной ржет и роет копытом землю!
. Прохор ударил по воздуху рукой, пошел навстречу гостям.
— Ты что это так раскипятился? — спросил домла. Прохор снова резко, наотмашь рубанул воздух.
— Видели Минг булак?
— Ну?
— Если видели, должны понять. О том и разговор. Я сказал сыну — вред ведь какой! Объяснил — плохое дело здесь затевают. Ты, говорю, тоже не пешка, директор института как-никак. Замолви слово где надо!
— И что же он? Говорит, теперь уже бесполезно? Прохор с удивлением посмотрел на Уразкула:
— Ты-то откуда знаешь?
— А я все знаю, брат!
— Нет, не все! — В голубых глазах Прохора зажглись искры, рыжеватые усы встопорщились.— Бесполезно или нет, но я это дело так не оставлю. Писать буду! До самой Москвы дойду! Да, кстати...— Прохор вдруг уставился на домлу.— Кстати, как там со статьей?
— Статья... Статья пишется.
— Два года пишется! Признался бы: не пишется она у тебя, племянничка любимого бережешь.
— Слушай, Прохор!..
— Слушай, достаточно слушал! Нету прежнего Нормурада, умер. Наш Нормурад не сидел бы сложа руки. Что там племянника — сына не пощадил бы. А племянник твой хорош! Умный ведь, кажется, человек...
— Это ты про Атакузы? — спросил Уразкул. Он стреножил ослов и подошел к вязу.— Был, как говорится, умным, а стал умником!..
Домла вспомнил только что увиденный кишлак: прямые как стрелы улицы, празднично белые дома. Сказал горько:
— Нет у людей совести, вот что, Уразкул. Племянник мой покоя не знает — какой кишлак построил...
— Построил-благоустроил... Ну и что? Теперь можно и людей топтать?
Домла опустил голову. Все ясно. Под большой чашей скрыта маленькая. Дом!..
— Я понимаю твою обиду, Уразкул...
— Брось, не за дом я обижен,— Уразкул, тряся реденькой бородкой-клином, наскочил на домлу как петух: — Если хочешь знать, я и невестку отругал, чтоб не устраивала скандалов из-за какого-то дома. Живи себе в нем на здоровье. Речь не о том, про Атакузы говорю. Человека он ни во что ставит. Покажется ему, что кто-то поперек дороги стоит,— вздохнуть не даст. За что, скажи, сына сослал в степь? Да не таращи, не таращи ты на меня глаза, Нормурад. Пусть Атакузы тебе хоть сто раз племянник, плевал я! — Гневно взметнув полами чапана, Уразкул зашагал к поляне, где паслись стреноженные ослы.
Прохор остолбенел — очень уж неожиданно грянул скандал. Водил глазами — на растерянного Нормурада, на Уразкула, а тот уже седлал своего осла.
— Эй, Уразкул, ты что, взбесился на старости лет? — очнулся Прохор.
— Хватит с меня! Покорно благодарю!..
— Только и недоставало, чтобы еще мы перессорились.— Домла мешком упал на пень, посмотрел с мольбой на Прохора: — Задержи этого упрямца, Прохор! Прошу тебя!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
Уже у калитки Шукурова остановил голос жены:
— Товарищ Шукуров!
Махбуба 1ак называет мужа, когда она в шутливом расположении духа. Это повелось еще с первых дней брака.
Шукуров обернулся. Махбуба только что поднялась с постели — яркий шелковый халат, ноги в легких босоножках. Поправляя на ходу белыми оголенными руками рассыпавшиеся волосы, она спешила к мужу.
— То все ночами ждала, не могла дождаться вашего величества, а теперь по утрам приходится караулить, уходите ни свет ни заря.
От нее веяло теплом постели и еле уловимым цветочным ароматом. Большие серые глаза озорно блестели. Шукуров невольно поддался шутливому настроению жены, подхватил:
— Ваш покорный слуга хранил сон своей ханум. Потерпите немного, пройдут эти суматошные дни, начнем отчитываться перед вами за каждую минуту, вам еще надоест, ханум.
— Премного благодарны! — Махбуба, продолжая улыбаться, низко поклонилась.— Что ж поделать? Приходится нести бремя супруги первого секретаря. Все понимаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102