Прошлой осенью пошли слухи, что метят его в Герои. Но что-то там, в верхах, не заладилось, слухи не оправдались, и Атакузы долго ходил в сильной обиде, одно время даже запил.
Ладно, не стал Героем, и не надо. Быта бы голова тверда как камень, а тюбетейка найдется. Другое пугает Алию. Атакузы для кишлака выкладывает себя всего, покоя не знает ни летом, ни зимою, ни днем, ни ночью. Так почему все реже и реже слышит она те добрые слова, которыми награждали, бывало, мужа: «Дай бог ему здоровья на наше счастье!» Что случилось, кого винить? Виноват ли муж, или это просто извечная, людская неблагодарность? Двадцать лет жизни, нет, больше двадцати сгорели ради колхоза, ради кишлака, ради людей. Ну, есть у Атакузы, бывают, конечно, капризы, и упрям иной раз, все верно. Но ради его больших дел, ради преданности колхозу ужели нельзя простить такую малость?
А тут еще Хайдарджан мучает И дочка Тахира, такая беда, сошлась с этим... с сыном Фазилат, забеременела до свадьбы. Атакузы пока не знает. Что-то будет, что? Алия скрывает, мучается...
Да, темные призраки — призраки беды — маячат вокруг ее семьи. А муж и усом не ведет, живет себе, как раньше.
Успела Алия сомкнуть веки или нет, не знает. Услышала зычный голос мужа, поднялась.
Уже наступило утро. Атакузы разговаривал у колодца с Тахирой, насупленный, мрачнее тучи. Увидел Алию, отстранил дочь, поднялся на айван.
— Что тут у вас происходит? Не успел гостя проводить — и уже новости.
— Дочь, наверно, уже сказала, что тут произошло?
— Сказала, имел удовольствие слышать. А сын что? Не сына, а размазню, тряпку родила мне! Поди позови его сюда!
Алия вспомнила ночные думы, тихо вздохнула:
— Что с вами сделалось?
— Со мной ничего, с вами вот...
— С порога нож обнажаете, а говорите — ничего! Ничего бы и не было, кабы не полезли в кумовья к вашему бывшему замминистра...
— При чем тут замминистра?
— А при том... Из-за него вся затея. Вам, видать, и невдомек, что Фазилатхон с дочерью проплакали до рассвета, пока вы пировали с ним в саду.
— «Проплакали до рассвета»! — передразнил Атакузы.— О женщины! Когда только научитесь смотреть дальше своего носа?
— Вы вот далеко видите, а считаться с людьми не хотите, не думаете об их чувствах...
— О чьих же это чувствах ты говоришь? Не о Фазилатхон ли речь? — Атакузы криво усмехнулся.— Иди лучше позови сына!
Атакузы сел на диван, привалился к подушке, закрыл глаза. Почувствовал себя вдруг очень усталым, одиноким. Алия никогда так не разговаривала с ним. Что с ней случилось? Что делается в этом доме? Неужели он и правда очерствел, не чувствует боли близких? Что ж, пожалуй, надо поласковее поговорить с сыном.
Так решил Атакузы, но вышло иначе. Хайдар вошел, волоча ноги, взлохмаченный, лицо опухло. Отец снова вскипел:
— Что у тебя за вид? Посмотри хоть на себя в зеркало, кандидат наук!
— Кандидат наук? Смеетесь! Атакузы топнул ногой изо всей силы.
— Если не стал, так станешь! Нужно будет, сам поеду в этот, как там называется... в твой ВАК. Поеду, сделаю тебе диплом! Ходишь в таком виде, мокрая курица!.. Да ты недостоин этого диплома!
Хайдар сник еще больше.
— Что с тобой делается? — уже мягче заговорил отец.— Почему молчишь? Может, этот заика?.. Почему устроил скандал? Не понимаешь, что позоришь невесту?
— Я понимаю... Но этот юродивый ее с пути сбивает. Еще в Ташкенте прожужжал все уши: талант! Должна остаться в аспирантуре! И тут подбивает: поезжай в район. Лабораторию, видите ли, для нее должны открыть.
На губах Атакузы заиграла улыбка.
— Слыхал, секретарь райкома говорил мне об этой самой лаборатории. Аллах знает, выйдет ли еще что. Но, предположим, она станет работать в той лаборатории, так что? Может, собираешься после свадьбы в клетку запереть?
Хайдар весь вспотел.
— Какая там клетка? Я не хочу, поймите, не хочу, чтобы он вмешивался в мои личные леда!
— Твои личные дела — в твоих руках! Нет девушки без капризов. А как войдет за брачный занавес — конец. Тут уже все будет зависеть от тебя. Ходишь мокрой курицей. Подними, подними голову! Держись джигитом со своей невестой. Скажи ей: две недели даю — и свадьба! И чтобы никаких разговоров!..
2
Алия хлопотала на айване у газовой плиты. Муж прогромыхал мимо.
— Не успели приехать, а уже опять собираетесь из дома?
— Да, думаю к младшей жене заглянуть.
Знакомая шутка. Обычно Алия отвечала тоже шуткой: «Передайте привет моей сопернице!» А сегодня смотрит на мужа чуть прищуренными глазами и не улыбка в них — укор.
— О вас справлялся дядя, несколько раз заходил.
И улыбка на губах Атакузы погасла, густые, обожженные солнцем брови сошлись на переносице. Этот дядя! Вчера утром Шукуров показал письмо, что-то вроде жалобы — печалится о судьбе Мингбулака. Не там, оказывается, начато строительство. Погибнет «чудо природы» — вечные их доводы. Шукуров тактично прикрыл рукой подписи. Да глаз Атакузы острый, с первого взгляда узнал почерк дяди. Знакомые изящно-чеканные буквы. Увидел — и будто огнем ожгло все внутри.
Атакузы не спасовал. Доказал реальными цифрами, насколько выгодно строительство животноводческого комплекса именно в Минг булаке. Так убежденно говорил, с такой железной логикой доказывал, что Шукуров заколебался. Но не в Шукурове дело. Дядя — вот орешек! Подумать только, мало на Атакузы жалоб, так теперь еще и родной дядя взялся строчить письма...
— Ну, а чего он хочет, мой любезный дядя? — кольнул взглядом жену.
— Не знаю... кажется, насчет дома что-то...
— Да будь проклят этот дом! Сидит уже у меня в печенках! Передай ему: не желает тут жить— пусть освободит! И все!
Атакузы резко повернулся, зашагал к воротам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102