Через минуту на улице свирепо взвыла машина. Не стал даже вызывать шофера. Выехал на большак и нажал педаль газа. Не замечал дороги, не видел ничего. Горькие мысли закружили голову, в груди стало горячо от обиды.
Да кто бы мог выдержать? Другой на его месте, пожалуй, завыл бы в голос. Мало крикливой жены этого размазни Наимджана. Так теперь свой прицепился, дважды родной, трижды любимый та-гаджан — дядюшка! Всем Атакузы не угодил! И эта видавшая виды кудагай тоже в обиде. Видите ли, не по душе ей, что подружился с Джа-малом Бурибаевым!.. Хоть вовек бы не знать ему этого Бурибаева. Но что поделаешь, жизнь есть жизнь. Дела и будущее детей — вот что заботит Атакузы. Плохой ли Бурибаев, хороший ли, но в его руках большое и очень важное в нынешней жизни учреждение. Снабженец — одно слово. Можно ли пройти мимо такого человека? А что касается прошлого — воевал он на фронте? Воевал. Оправдал себя? Оправдал. Иначе не поднялся бы до высоких постов. А потом, разве он теперь тот, прежний Бурибаев? Жизнь и его, видать, поломала, давно уже раскаялся. Третьего дня, слегка захмелев, отозвал в сторону Атакузы и как горько сетовал на свою жизнь, жаловался на молодую жену, на детей от нее.Хо слезами на глазах говорил. Признался, тянет его к первым детям, к'тем, что от Фазилат.
— Сын меня радует, раис,— говорил Бурибаев, то и дело вздыхая.— Мой Кадырджан все понимает. И я ничего не пожалею для него. Сделаю все, что от меня зависит. Знайте, раис, ваша дочь будет моей дочерью, и ваш сын... Надеюсь, ваш сын тоже станет мне родным сыном. Но дочь, родная дочь! Кровь от крови моей... Не хочет понять меня. Если бы поняла, если бы пришла ко мне! Этими вот руками поднял бы ее до неба. Вся надежда моя на вас, раис!
Со стороны поглядеть — такой неприступный, важный, кажется, доволен и собой, и жизнью. А вот Атакузы видел, как слезы душили его. Так страшно качался и всхлипывал, что у Атакузы даже мороз пробежал по коже...
Жена твердит: не считаешься с людьми. А Джамал Бурибаев, что же он — не человек? Тоже не камень и не ком глины. Справедливо ли осуждать его на всю жизнь за одну, пусть и серьезную, ошибку? Вот и под самого Атакузы роют, выискивают какие-то не стоящие выеденного яйца грехи!
Машина взревела, Атакузы очнулся, торопливо убрал ногу с газа.
Кишлак остался позади. «Волга», ненасытно пожирая черный асфальт, нырнула в толпу пепельно-серых барханов.
Яркое белое солнце повисло над вершинами гор. Казалось, небо опрокинуло на землю котел раскаленной лавы, и теперь пустыня тихо докипала под небесным огнем. Мысли Атакузы то текли, перекатывались, точно волны песка, то вдруг начинали бурлить, подогретые внутренним огнем. Что сказал ему вчера утром Шукуров? Больно, обидно и вспомнить.
Он не собирался встречаться с секретарем райкома, но настоял Джамал Бурибаевич:
— Неудобно так уезжать. Надо засвидетельствовать свое уважение. Как-никак первый — глава района!
Час был ранний, и Бурибаев предложил подождать в райкоме. Но Атакузы решил по-своему: раз уж ехать к Шукурову, то лучше будет встретиться за дастарханом,— и взял курс прямо к нему домой. Прикатили не с пустыми руками — Атакузы припас на такой случай ящик «дамских пальчиков».
Гостей встретили радушно, особенно жена его. Махбубахон была в цветастом шелковом халате, очень он шел к ее полноватой статной фигуре. Она засуетилась, забегала — белые легкие туфельки так и мелькали. Вмиг уставила дастархан под виноградной лозой всем, что только нужно для души.
Двор звенел ее веселым смехом — очень похожа веселостью на отца. За какие-нибудь полчаса, вот так шутя и смеясь, сумела и приготовить, и подать гостям на огромном блюде лагане — сочное, пахучее жаркое. Пока руки хлопотали, уста смеялись, успела высказать свою маленькую обиду:
— Нехорошо, Атакузы-ака! Вы скрываете, а мы узнали ваш секрет Теперь ждите, приедем на свадьбу, даже если не пригласите.
Атакузы на лету поймал удобное для него слово:
— Да вы будете самой почетной гостьей! Только бы ваш хозяин разрешил сыграть той. Вы уж похлопочите, а за мной дело не станет — осыплю подарками с ног до головы!
— Идет! — засмеялась Махбубахон. И Шукуров улыбнулся шутливо:
— Не боитесь, ханум? Я с себя снимаю ответственность. За свадьбу в страду отвечать будете вы!
— Согласна! — еще звонче расхохоталась Махбуба.
Словом, первая часть встречи прошла неплохо. Спасибо Махбубахон. Подошло время прощаться. И тут Абрар Шукурович взял под руку
Атакузы, отвел в сторону и вконец испортил настроение раису. Показал то несчастное письмо про Минг булак, а потом снова заговорил о жалобе Надирахон и опять про ее мужа: мол, Атакузы за письма жены про дом наказал мужа — выслал в пустыню.
Атакузы очень разобиделся. Думал, этим жалобам положен конец, а первый их снова вытащил. Ну Атакузы и вспылил:
— Да неужели вы всерьез принимаете кляузы базарной бабы? Шукуров как-то странно посмотрел на него и сказал тоном, не терпящим возражения:
— Это не кляуза. Вам было поручено уладить все, и вы должны, если потребуется, даже извиниться перед ней.
— Хорошо,— неожиданно спокойно согласился Атакузы.— У вас все?
— Нет...— Шукуров потер лоб и заговорил о притязаниях Аксакала на газовые трубы.
Атакузы опять же спокойно, но твердо отказался отдавать трубы. Во-первых, деньги уже перечислены. Во-вторых, ведь он припас трубы для детсада и яслей, для детей, не для кого другого, нужны. Если что, к самому первому поедет, в обком! Шукуров чуть смягчился, попрощался довольно тепло.
А когда выехали с Бурибаевым за город, Учар вдруг остановил машину. Подмигнул хозяину: выйдите, мол, на минуту!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102