И теперь на дворе у Фазилат с утра до вечера люди: соседки стегают одеяла для приданого, джигиты в саду готовят дрова, ладят тандыры — много ведь придется напечь лепешек. А вечерами собираются подруги дочкины — шьют платья, веселятся, танцуют, песни поют, как в старину пели перед свадьбой.
Правда, пробежало недавно маленькое облачко, сын Кадырджан, дай бог ему здоровья, приехал в отпуск на днях и привез с собой отца и мачеху. Фазилат две ночи проворочалась до рассвета, будто на колючках лежала. Но вчера Латофат сообщила новость: Джамал Бурибаев на свадьбу не останется. Отдохнет денька два р, горах и назад. А Хайдар сказал, будто Атакузы перестал уважать Бурибаева.
А вот и Латофат — переоделась, вышла из дома. Включила свет под виноградными лозами, расстилает скатерть на сури. Сейчас должны прийти подружки-помощницы. Радуется Латофат, но неясная тревога с самого утра нет-нет да и засосет. Откуда она? Подошла мать. Только хотела расспросить, как там в городе с лабораторией, и в этот момент у ворот угрожающе завизжали шины... С шумом распахнулась калитка, во двор влетел Кадырджан.
Он бежал, будто спасаясь от страшной беды. В растерзанной рубахе, лохматый, глаза дико блуждают. Фазилат даже не узнала собственного сына, попятилась назад. Но тут же бросилась к нему:
— Что с тобой? Сыночек мой!
Кадырджан прислонился к двери, рывком разорвал ворот рубахи, обнажил черный поджарый живот, провел пятерней по лицу.
— Кончено! — прохрипел, то ли смеясь, то ли плача.— Все погорело...
— Да говори же, что случилось?
— Человека сшиб! Насмерть, кажется. Все! И свадьба, и праздник, и счастье наше — все к шайтану!
Фазилат взглянула на застывшую под виноградным навесом дочь, глазами молила о помощи... и вдруг бессильно опустилась на землю. Латофат, будто стряхнув страшный сон, кинулась к матери, схватив на ходу медный кувшин у арыка.
Кадырджан, пьяно пошатываясь, подошел к водопроводу, подставил голову под струю. Одним резким движением освободил худое жилистое тело от рубашки, сел прямо на землю, заговорил. Несвязные слова с хрипом вылетали из глотки. Будто умом тронулся, разговаривает сам с собой.
— Гости... возил на охоту. Да... Подстрелили архара. А тут, как его... корноухий сторож лесхоза... Прохор, что ли, зовут. Увидел, погнался на мотоцикле. Я уже оторвался... И тут у Минг булака налетел на того, будь он проклят! На Кудратходжу. Анашист, пьянь проклятая! Что ему нужно в Минг булаке? Сидел бы дома...
Фазилат попыталась встать, но не смогла. Опираясь на руки, поползла к сыну:
— Какой Кудратходжа? Что ты говоришь?
— Тот самый. Кулацкий прихвостень! Из-за него, из-за подонка, меня... Нет! Не хочу! Почему я, жизни еще не повидав, должен погибать из-за этого раскулаченного. Он же враг, враг! Нет, Атакузы-ака поймет. Может уладить, замять все! Анашист проклятый! Сам был пьяный как свинья! Мама! — Кадырджан вскочил на ноги, тряхнул, будто конь, лохматой гривой.— Мама! Бегите к Атакузы-ака! Сейчас же бегите. Объясните все! Не даст он засудить меня, не оставит Тахиру на всю жизнь несчастной.
Фазилат приподнялась, упала на грудь дочери, запричитала:
— Ой, сыночек, да что ты наделал! Что натворил, сыночек ты мой!
— «Сыночек, сыночек»! — передразнил Кадырджан. По-бычьи нагнув голову, со сжатыми кулаками пошел на мать, на полдороге опомнился, перевел безумные глаза на сестру:—Латиф! Сестрица! Иди позови Тахиру. Пусть сама поговорит с отцом. Беги! Я ей все сам скажу.
4
Джамал Бурибаев и Вахид Мирабидов, запыхавшись, ворвались во двор. Через несколько минут Атакузы уже знал все. Кудратходжу привез в кишлачную больницу егерь лесного хозяйства Прохор Поликарпов. Однако было уже поздно. Еще по дороге в больницу ходжа отдал богу душу. Атакузы тут же связался по телефону с главврачом:
— Где Прохор? У вас еще?
— Нет, он ушел.
— Куда?
— Не знаю. Сказал, если понадобится, найдем его у домлы Ша-мурадова.
«Понятно, Прохор поехал докладывать своему приятелю. Нашлась у старого хрыча новая тема для разговора!»
— Что будем делать, раис-ака? — спросил главврач.— Полагается немедленно сообщить в милицию.
— Вот что,— Атакузы овладел собой.— Кудратходжа, я слыхал, был вдрызг пьян. Вы сделали экспертизу?
— Нет...
— Сделайте! Исследуйте как надо и запротоколируйте!
— Если был пьян, то конечно...
— Я же говорю вам — он в стельку был! Ясно?
— Да, но... насчет милиции как? А вот и сам участковый. Дать ему трубку, раис-ака?
— Нет-нет! Скажите ему сами, пускай не спешит. Не к чему шумиху устраивать. И вы тоже не очень... Не паникуйте. Я еще позвоню.
— Простите, не совсем понял вас, раис-ака. Вы сообщите в район?..
Атакузы не ответил, бросил трубку на рычаг.
Пока на айване шел телефонный разговор, Бурибаев, заложив руки за спину, нервно прохаживался вокруг колодца. Вахид Мира-бидов как упал в плетеное кресло, так и сидел, обхватив голову подрагивающими пальцами. Когда трубка стукнула о рычаг, Бурибаев замер на полпути. Вахид Мирабидов поднял голову. В глазах у обоих вспыхнули искорки надежды.
— Ну что нового, раис? Говорите! — Бурибаев, слабея, ухватился за сруб колодца.
Атакузы с яростью смотрел на его жалко увядшее лицо. Ведь вот как сник, обмяк. Трус несчастный!
— Новость отличная! — отрубил беспощадно.— Сшибли насмерть старого человека и бросили на дороге. Не оказали даже помощи!
Вахид Мирабидов слезно промычал что-то и снова обхватил голову руками. Бурибаев пошатнулся, будто его ударили в грудь.
— О молодежь, молодежь! Я предупреждал Кадырджана...
— Кадырджан мальчишка. А вы, где вы были? Какого черта вас туда понесло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102