..
— «...Сообщаю о событиях здешнего порядка,— взяв письмо, начал вслух читать Капустин.— Я, когда приехал, или же, собственно говоря, не подъезжая Турека в четырех верстах, то по нашему пароходу открыли пулеметным огнем, от каково у меня получилось один убит, двое ранены, но убит был машинист, и я был вынужден пароход пустить на берег и дать им пулеметным огнем ответ. И попал я в атаку, каковые были отбиты, несмотря на то, что их было триста человек, и два пулемета, и две орудии. И что из этого оказалось, что нас стали обстреливать не какие там враги, а московский отряд по приказанию своего начальства, какой наш пароход был известен, что идет Вятский отряд. Но несмотря на то, они хотели меня обезоружить, но я не допустил этого. А потом, что здесь дела такие идут, что без следственной комиссии не разберешь, одним словом говоря, пьянство да разврат идет, больше ничего нет, да муку конфискуют да продают. А против кулаков силы довольно есть, но дело в том, что организация у них никуда,
начальство выбрало себе дворцы и пьянствуют, каковые ихние товарищи с отрядом мне передавали лично и нашим товарищам, и они меня просят, чтоб я взял в свои руки ихние отряды... Если б только у меня было больше силы, то я бы всех тут поарестовал и доставил в город Вятку. Но тут, собственно говоря, заведывает Хомак, который не дает нашим продовольственникам работать, берет все в свои диктаторские руки и распоряжается, как он хочет с хлебом, не считается с губернскими решениями и никому не даст отправлять по плановым нарядам. А по-видимому, тут скоро остановится работа, только остается назначить Чрезвычайную следственную комиссию, больше здесь делать нечего. Симонов-военком приехал, то Хомак похвалялся, что он чуть его не арестовал, что сам себя считает, что он полк собрал, что хочу, то делаю и других не признаю. Это такая харя Хомак, что просто какой Дутов. Заканчиваю свое писание, расскажет вам мой товарищ коммунист еще, если тут писать все, то нужно сорок листов написать. Жду Капустина».
— Теперь понятно, почему эсеры расхваливают Степанова,— становясь все мрачнее, промолвил Попов.
— У нас тоже... Во главе с Сипягиным эти эсеры даже демонстративно вышли из исполкома,— пояснил Вет-лугин.
— Скатертью им дорога! — повысив голос, сказал Попов.— Сегодня же, товарищ Капустин, выезжайте.
— Я уже готов!
— Может, с вами еще комиссара юстиции Дрелев-ского послать?
— Пока обойдемся, Иван Васильевич, без него. У Дре-левского здесь дел по горло. На почте и телеграфе он навел порядок, теперь из других учреждений саботажников изгоняет.
— Ну что ж, тогда выезжайте,— сказал Попов. Встлугин снова взглянул на Капустина. По щуплой,невзрачной фигуре, по улыбчивому с остреньким подбородком лицу он выглядел очень молодым, совсем еще казался мальчиком, и Ветлугин невольно усомнился:, сумеет ли во всем разобраться этот Капустин, которого он видел впервые.
Словно угадав его мысли, Попов пояснил:
— К вам поедет чрезвычайный комиссар по борьбе с контрреволюцией Капустин. У него достаточно полномочий, чтобы навести порядок. Забирай, товарищ Капустин, с собой отряд и выезжай сегодня же в ночь,-и, взглянув на Ветлугина, спросил:—Достаточно вам этой подмоги?
— Управимся, полагаю, Иван Васильевич,— согласился Ветлугин.— Ведь у нас там тоже сила есть.
— Какая там сила, если себя обезоружить позволили? — с упреком заметил Капустин.
— Так ведь, товарищ Капустин, в карауле-то нашем эсер сидел с крашеными усами...
— У вас там, видимо, везде эсеры сидят...
— Ну как же иначе, лезут.
— Лезут...— повторил Капустин и усмехнулся. Только Попов оставался по-прежнему серьезным. Он снова пробежал глазами письмо Ложенцова и, встав, поправил галстук.
Попов был, вероятно, немногим старше Капустина, но его внимательные строгие глаза, смотревшие пристально через стекла пенсне с высокой дужкой, неторопливость в движениях — все это отличало его какой-то взрослостью и снова невольно напоминало о том учителе, которого Ветлугин уважал, как самого дорогого человека.
— А не считаете, товарищ Ветлугин, что вы там многое недоделываете с Ложенцовым?
— Возможно, Иван Васильевич. Но нам, как я сказал, мешают эсеры... Всякая прочая контрреволюция поднимает головы...
— Удивляться этому не приходится, теперь тем более,— заметил Попов.— Вы видите, что делается на фронтах? С каждым днем белочехи все ближе и ближе. Вчера звонил товарищ Ленин... Восточный фронт — главный фронт... Мы начали здесь формирование революционного батальона. В первую очередь за счет коммунистов, революционной молодежи... И вам в Уржуме тоже надо поднимать силы...
— Кое-что мы делаем,— ответил Ветлугин.— На днях создали две дружины красных партизан. В Теребиловке военком Сормах уже обучение начал. Только помогите, товарищи, этих анархистов к порядку призвать.
- Ну что ж, готовьтесь и вы со мной,— встав и собираясь уходить, сказал Капустин.— Поедем вместе призывать их к порядку. Сегодня же, часа через два, и вые- дем, Иван Васильевич...
Председатель штаба Попов в знак согласия кивнул головой, приветливо улыбнулся:
— Как говорят, ни пуха, ни пера вам,— и на прощанье протянул руку.— Ну, а мы по-прежнему будем настаивать перед центром о необходимости принятия мер к вывозке хлеба на станцию Котельнич,— и, задержав Капустина, подал ему бумагу.
— Читай.,. От нашего чрезвычайного штаба телеграмма в центр.
Капустин, неслышно шевеля по-детски пухлыми губами, прочитал:
«...Вы совершенно неправильно информированы Хомаком о вывозке хлеба из южных уездов Вятской губернии. Никаких сепаратных распоряжений о вывозке хлеба не было и быть не могло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119