Если они сюда спустятся, мы их тут же обезвредим без выстрела.
Сержант проворно перемещается вслед за Умаровым влево, как раз к тому месту, куда приближаются вражеские солдаты. Дожидаются, пока те достигнут изгиба траншеи, но тут преждевременно открывает стрельбу ручной пулеметчик. Немцы плотно прижимаются к земле, потом пятятся назад.
— Отделение, перебежками, за мной! — Легкий рывком выскакивает из траншеи.
За ним бежит Умаров. Вдвоем им не справиться, и тогда на помощь спешат Бодров, Озеров и еще два сапера. Бойцы в азарте. Схватка настораживает ротного. Он посылает автоматчиков. Но им уже делать нечего. Разочарованные Легкий и Умаров, а за ними и саперы, тоже понурые, возвращаются в свою траншею.
— Может, там раненый остался? — интересуется Каневский.
— Не сдаются, гады! — раздраженно сплевывает себе под ноги Легкий.—Трое успели скрыться в посадке.
— Ясно, это разведка. Основные силы на подходе. Действительно, в полдень полку приходится отражать
атаку. Цепи вражеской пехоты катят одна за другой. Им остается преодолеть до окопов какой-нибудь километр, когда артполк открывает огонь. Частокол фигур редеет, но враг продвигается еще метров на сто. Бата-
реи обстреливают фашистов картечью. Они топчутся на месте, стреляют с колена, и, наконец, залегают. Теперь огонь ведет весь батальон. Конечно, он вскрыл свою оборону, но другого выхода нет. Цепи плотные. Наседают. Взвод Сергея Мальцева обходит с фланга господствующую высоту, захваченную противником. Немцы не ожидали такой дерзости, какое-то время находятся в замешательстве, потом отступают к жиденькому кустарнику. Наша артиллерия сразу же переносит огонь в глубину. А по телефону несется резкий, понукающий голос командира дивизии: он требует немедленно начать преследование. За полчаса два батальона успевают вклиниться в оборону противника, но враг стремительно контратакует. Нашим подразделениям ничего не остается, как возвратиться на свои позиции.
Фашисты, видимо, понесли ощутимый урон, до конца дня они больше не атакуют.
...В штабе полка Кирилл Яковлевич появился лишь к вечеру. За столом, обложившись множеством сводок, пыхтели два писаря, подсчитывая потери.
— Сколько же человек у нас осталось? — голос командира полка уставший и хриплый.
— Еще неизвестно,— отвечает один из писарей.
— Может, во взводах перекличку провести? Как думаешь, комиссар? — обращается Тымчик к Заседате-леву, шуршащему в углу свежей газетой.
Раздумья неотступно следуют за ним по пятам, не давая покоя. Сейчас он хочет хоть кратко высказаться. Вот закончился трудный в своей ярости еще один фронтовой день. Во всех ли ротах подведут его итоги? И кто сделает толковый разбор боя, если в батальонах осталось по два средних командира и по одному политработнику? Когда придет пополнение? Бойцы все чаще высказывают нетерпеливое желание от обороны перейти в наступление. Нет, просто так, по наитию, полк не ринется в атаку, во всем нужен трезвый расчет и разумный риск—разве не этому он учит своих подчиненных... Заботиться о них надо постоянно. Пока что горячая пища доставляется только ночью, этак недолго истощить бойцов. А как обострить их бдительность? Вчера около сельской церкви были перерезаны провода телефонной связи штаба полка с батальоном, и никто не обнаружил диверсантов. Позиция первой роты неожиданно подверглась обстрелу из крупнокалиберного пулемета, невесть откуда взявшегося.
Выслушав эти откровения, Заседателев тянется к лампе с самодельным матерчатым абажуром, крутит ослабевший фитиль:
— Проведем делегатское партсобрание. Пора всерьез и предметно поговорить об авангардной роли коммунистов...
— Заметил я, что после боя кое-кто чувствовал себя неважнецки. Ну, это между прочим,— глаза Тымчика теплеют.— Видел в селе афишу о приезде харьковского театра. Примем артистов с удовольствием... А знаешь ли ты, что перед Харьковом по.ставили надолбы метра два высотой?..
Заседателев говорит раздумчиво:
— Самый крепкий оборонительный заслон — это наше мужество и патриотизм!
Приносят папку с поступившими за день приказами и распоряжениями. Один из документов Тымчик передает военкому.
— Прочти, это важнее наших сиюминутных хлопот... Искоренить грубость с подчиненными, самодурство... Серьезный приказ. Давай-ка соберем командиров батальонов и рот. Сейчас же, чтобы днем не демаскировать позицию.
— Поздно, Кирилл Яковлевич, двенадцатый час ночи,— возражает Заседателев и смущается оттого, что впервые назвал командира полка по имени и отчеству, нарушив уставное требование.— Сутки-то потерпит документ, товарищ майор.
После непродолжительной паузы Тымчик советуется:
— Кого на батальон рекомендуешь?
— Семена Ильича Струкова,— не долго думая, отвечает военком и добавляет: — А чего спрашиваешь? Сам людей узнал не хуже меня.
— Струков подходит. А на роту автоматчиков можно назначить лейтенанта Мальцева. Согласен?
— Он человек решительный,— поддерживает Валерий Федорович. Собирает со стола пухлую стопку газет, подступает почти вплотную к командиру полка: — Стоять с такими людьми будем насмерть.
Тымчик долго не спускает с него глаз. «Оказывается, я всего на два года старше, а выглядит он лет на десять моложе меня,— приходит в голову сравнение.— Наверное, все блондины такие».
Постепенно из разговоров Кириллу Яковлевичу стало известно, что Заседателев пришел в дивизию с должности второго секретаря Вяземского райкома партии; до этого, после окончания пединститута, шесть лет редактировал районную газету. Странно, но штатского в нем ничего нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93