Саарнака, откуда ушла по собственному желанию осенью 1940 вода, поступив на работу поваром местной больницы, В волисполком пришла вместе с Р. Мустассааром,
О происшедшем в Виймаствере прибывшим на следующее утро командиром взвода истребительного батальона /С. Саареметсом было составлено донесение, отосланное в штаб истребительного батальона и оттуда в органы Народного комиссариата внутренних дел, Расследование преступления прервалось из-за развернувшихся вскоре оборонительных боев и вторжения немецких оккупационных войск. В ходе боев донесение затерялось вместе со многими другими бумагами и не могло также послужить поводом для позднейших расследований.
В то самое время, когда у Виймаствереской волостной управы еще шла перестрелка, до поселка добрался парторг волости Рудольф Орг. Он поспешил к зданию телефонной станции. В дверях ее стоял неизвестный Р. Оргу часовой в гражданском, который спросил:
— Куда это ты так торопишься?
— Надо позвонить в уезд. Лесные братья напали на волостную управу!
— Вот мерзавцы! — покачав головой, проговорил незнакомец и пропустил парторга мимо себя.
Частично из-за спешки и притупления внимания вследствие усталости, а также в силу того, что часовой в сумерках стоял к нему правым боком, Р. Орг не заметил у него на левом рукаве белой повязки. Едва Р. Орг вошел в дверь телефонной станции, как получил такой силы удар прикладом в затылок, что потерял сознание и упал ничком на пол.
10
Эрвин Аруссаар, вертя в руках донную пробку бензинового бака, долго и основательно исследовал ее. В углублении пробки, на сероватой маслянистой пленке, он увидел плотную осыпь мелких песчинок. Они казались непривычно белыми. Медленно, в нерешительности Эрвин поднял руку, слегка коснулся указательным пальцем песчинок и сунул палец в рот. Лицо его приняло задумчивое выражение.
Губы у Эрвина поджались, на переносице обозначилась сердитая складка. Он схватил ведро, куда только что слил из бака остаток бензина, и выплеснул содержимое его прямо в кювет. Стряхнул из ведра последние капли и полез с пустым ведром в кузов к бочке с бензином.
Дивизион остановился на опушке леса. Машины с орудиями свернули с дороги под высокие деревья. Дорога была узкой, покрыта щебенкой, она не вела к крупным населенным пунктам, поэтому здесь и не было особого движения. За все то время, пока Эрвин возился с машиной, мимо прогромыхали всего одна полуторка из чужой части и несколько повозок с бойцами и снаряжением. Зато большие и малые группы красноармейцев проходили довольно часто. Лица у людей были запыленными и изможденными. Некоторые бойцы с повязками, винтовки многие несли так, будто им оружие осточертело. Походный строй, которым они шли, можно было лишь условно и напрягая воображение назвать строем. Вначале Эрвин мельком оглядывал их, но вскоре привык и уже не отрывался от своей работы.
Шедших со стороны фронта, измученных боями и бесконечными переходами бойцов он стал рассматривать особенно пристальным взглядом после того, как в Пскове они встретили свежую, только что высадившуюся на станции из эшелонов дивизию. Тесные шеренги молодых, при полном снаряжении бойцов, лица у всех сосредоточенные и полные решимости. Рядом с их собственным, неполного состава, плохо вооруженным и уже уставшим подразделением укомплектованные свежие воинские части оставляли на удивление хорошее впечатление. Оно подкреплялось еще и тем, что колонны двигались в противоположном направлении. Как только они достигнут района боев, должен произойти перелом. Продвижение немцев именно потому и продолжается, что они своим первым внезапным ударом смяли приграничные войска и с тех пор не дают им возможности собраться с силами. Вначале наши войска потеряли много людей и снаряжения, им никак не удается остановить полностью укомплектованные и боеспособные немецкие дивизии. Вот подойдут с тыла на фронт свежие воинские соединения, тогда посмотрим. Ведь их и самих отводят затем, чтобы предоставить небольшую передышку, пополнить где-нибудь в подходящем для этого месте людьми и вооружением, подвезти боеприпасы и направить потом на передовую. Зенитной артиллерии так не хватает, безнаказанные немецкие бомбежки и пулеметная стрельба страшно треплют нервы. Не говоря уже о крови,-чего это стоит!
Эрвин ощущал, как в его сознании с каждым днем крепло страстное желание, чтобы немцы наконец получили заслуженный отпор. Самое время. Не раз ему вспоминалась история, услышанная в детстве, которая заложила краеугольный камень его представлениям о немцах.
Старый куйметсаский барон Рюдигер фон Ханенкампф был человеком спесивым и грубым. Лакей постоянно ходил с побитым лицом, и кучер тоже то и дело получал по загривку кнутовищем. Барон крестьян за людей не считал, чуть что — орал и сыпал проклятиями. И на договорах старался мошенничать и нескольких хозяев за просрочку долгов согнал с хуторов. В округе Ханенкампфа боялись и ненавидели.
Когда же в девятьсот пятом году начали жечь мызы, барон тут же понял, что его ждет. Усадил жену с ребенком в сани, кучеру сказал, чтобы лошадей не жалел, гнал до самых городских ворот.
Однако на лесной дороге барону повстречался отряд крестьян, направлявшихся к мызе. Как только барон увидел мужиков с дубинами и охотничьими ружьями, тут же выскочил из саней, бухнулся в снег на колени и давай умолять: дескать, люди добрые, не отнимете же вы у этой беспомощной крошки отца и у этой немощной женщины мужа, клянусь, я насовсем уеду в город и никогда уже не вернусь назад в Куйметса, живите здесь, как вам самим заблагорассудится!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154