.. Только закрою глаза — и вижу...
Надо было уходить отсюда, а то изойдешь слюною от Славкиных воспоминаний, и я пошел к саманным развалинам искать Гришу.
День выдался жаркий. Солнце то и дело ныряло за тучи, даже срывался дождик, но несильный. Сыпанут крупные капли, порябит пыль на дороге, и опять рванется из-за тучи жаркое солнце. В такую погоду, говорят, хорошо растут грибы. Но грибов в нашем крае нет. По гумнам да придорожным канавам иногда встречаются шампиньоны, но бывает это только к осени.
Гриша забрался в один из полуобрушенных погребов. Пополз за ним и я. Пахло застоялой, затхлой сыростью. Привыкнув к темноте, я увидел, что Гриша раскапывает землю вокруг ящика, завернутого в телогрейку. Из ямы он уже достал две алюминиевые коробки — в таких немцы хранили патроны. Здесь же лежал полуистлевший рюкзак. Из него торчали ручки гранат.
— Помоги...
Я подхватил липкую от плесени телогрейку. Она расползлась под пальцами, однако и сквозь сгнившее тряпье чувствовалась упругая тяжесть железного ящика.
— Осторожней, осторожней,— хрипел Гриша.
Телогрейка глухо трещала, а ящик не двигался.
— Легче, легче, дуралей...
Я потянул за рукав телогрейки. Он оторвался, и вся тяжесть ящика повисла на руке Гриши, чуть не стащив его в яму. Наконец мы выволокли сверток, и, когда Гриша сорвал с него тряпье, я увидел, что это рация.
302
Несколько минут сидели молча, а потом, подхватив тяжелый короб, полезли наверх. Я еще трижды спускался в погреб. Достал оттуда десятка два гранат, несколько автоматных дисков и целый ворох патронов россыпью. А Гриша кричал мне сверху:
— Поищи еще, там должен быть рюкзак с провиантом. Ищи!
Я уже перекопал полпогреба, но, кроме патронов в обоймах и россыпью, мне ничего не попадалось. И я спросил:
— Зачем вы столько сюда их натаскали? Лучше бы жратвы какой-нибудь припрятали.
Гриша захохотал заливисто, звонко своим серебряным смехом, какой мне так нравился. Это был первый его смех сегодня.
— Салага ты, Андрюха, и никогда из тебя военного человека не выйдет! Разве патроны со жратвой можно сравнивать? Да ты знаешь, что за обойму патронов жизнь люди отдают? Я только один раз побыл в этой шкуре, и с тех пор шабаш... Пошли в разведку, а патронов мало взяли, так на всю жизнь зарекся. Без жратвы человек может неделю-другую тянуть, а вот без патронов, бывает, и минуту не проживешь. У нас был такой закон: идешь в разведку на день, боезапас бери на три, а когда сюда, в Елхи, шли, то загружались каждый под завязку. Брали столько, сколько могли унести, а уже потом сверх нормы — провиант. Вот так, Андрюха... И все же ты поищи рюкзак. Хорошо помню, Арно Папидзе прятал. Я рацию закапывал, а он автоматные диски с патронами и этот рюкзак... Галеты в нем немецкие были и тушенка.
Когда я прекращал копать землю, он кричал мне в погреб рассерженно:
— Ты ищи, ищи! Рюкзак, зеленый такой, мешочком.
— А ты точно помнишь, что он прятал?
— Точно, точно!
Но поиски были напрасны. Рюкзак, видно, вытащили собаки. Они здесь всю весну, как волки, целыми стаями шлялись.
— Знаешь,— начал я, немного успокоившись,— когда наш блиндаж был разбит и мы перебирались к соседям, я закопал в своем дворе восемь килограммов сала. Завернуто оно было в мешковину. И всего-то на одну ночь закапывал, а вышло навсегда. Три дня потом искал, весь двор перерыл, а сало как в воду кануло. Бомбежка кончится, фрицы начинают лупить из тяжелых минометов, а я бегу искать. Мать сначала ругала меня за то, что потерял сало, а потом за то, что бегаю искать.
Гриша бросил ковыряться в своей рации и испытующе посмотрел на меня.
—- Так что же с салом-то? Может, сейчас поискать?
— Ищи ветра в поле! Я когда этих собак весной увидел, так меня сразу точно обожгло: вот кто мое сало украл! Они. И больше некому.
Мне было не до Гришиных шуток. Целых полгода загадка исчезновения сала не давала всей нашей семье покоя. «Если экономно зажаривать похлебку или заправлять кашу, так это же на всю зиму...» — говорила мать и резала меня без ножа этими словами.
Чем больше проходило времени и чем лютее нас мучил голод, тем сильнее укреплялась в нас эта мысль: лежит оно где-то там! Как только окончились бои в городе, мы с братом сразу двинули искать его. Наивные мальчишки! Разве можно было что-либо здесь найти? Еле опознали наш двор. Дом не только сгорел, от него даже фундамента не осталось. Уже когда мы ушли из поселка, рядом ахнула не меньше чем на полтонны бомба, и она все перевернула вокруг. Рухнули стены кирпичного здания, завалило двор. Камни много раз перебрасывало с места на место взрывами снарядов и тяжелых мин, и теперь невозможно определить, где чей двор.
Мы постояли с Серегой перед этими припорошенными снегом завалами кирпича, земли и обломков рухнувших балок и побрели назад. Ходили тогда только по тропкам, где были выставлены обозначения: «Разминировано». Но что для нас, мальчишек, это значит! Взяли и свернули в развалины. Не возвращаться же домой с пустыми руками, когда везде валяется столько барахла!
Нам тогда не повезло. В первой же развалине дома мы напоролись на немцев. В комнате, где рухнуло две стены и каким-то чудом уцелел потолок, сидели двое закутанных в одеяла (они покрылись ими, как женщины платками) и пили нашу водку. Сидели на корточках, прислонившись к стене, а перед ними на полу стояла поллитровка. Бутылка чуть-чуть недопита.
Мы остолбенели, а они как сидели, так и не шелохнулись. И тогда я понял, что они мертвые, пили нашу водку и замерзли. Оружия рядом с ними не было. Может, кто-то уже взял, а может, сами бросили перед тем, как забраться сюда. Лица черные, заросшие щетиной, глаза у одного из них полуоткрыты,
К тому времени мы с братом видели уже столько мертвых, что испугать нас могли только живые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129