Только мы с мамой знаем, что это слова Матвеевны, а они уже слышали их от нас.
Ранней весной, еще до моего выезда в поле, мы съехали от Матвеевны в этот полуразбитый, брошенный дом, а она через несколько недель умерла. Как рассказывала мне мать, умерла с голоду, а когда пришли ее хоронить какие-то дальние родственники или знакомые, то в сундуке, среди тряпья нашли не то тридцать, не то сорок стаканов пшена, Целое состояние, на месяц пропитания нашей семье. А Матвеевна экономила, берегла на черный день и не заметила, как он пришел. Она была нежадной, она просто экономила.
Осторожно отхожу от спящего Сергея и шутливо говорю матери:
— Не замай его. Пусть понежится, покуда не на войну.
Мать грустно улыбается. Потом провожает меня до калитки и там спрашивает:
— Ну что слышно? Дадут вам хоть немного хлеба? Я пожимаю плечами.
— Обещают.— И для большей убедительности добавляю: — Из МТС механик был. Говорит, дадут. Обязательно.
— Ой,— вздыхает мать,— хотя б немножко дали, а то как же в зиму!.. Бабы вон в подолах зерно носят...
Я ничего не ответил, только сердито метнул в нее взглядом.
Да я ничего,— повинилась она.— Я это так... Они носят, и пусть их, а нам дадут...
Когда выбираюсь за поселок, уже светлеет. Небо мертвое, без облаков. Опять будет жаркий день,
ПРАЗДНИК УРОЖАЯ
Наша семья едет на юг, к морю. Этой поездки ребята ждали давно. Все наконец решилось, и у нас уже были билеты на поезд (целое купе!). Несколько дней в нашем доме царила та бестолковая предотъездная суета, которая оканчивается, лишь когда люди на минуту присаживаются перед дорогой.
Поездка к морю радовала не только ребят. Сбывалась и моя давняя мечта — на обратном пути мы решили побывать в тех краях, где прошла моя рабочая юность, встретиться с Гришей Завгородневым и другими моими товарищами.
Ребята подросли, и я мог показать им те сталинградские поля, где тридцать лет назад гремела война, Грцща Завгороднев, отец четверых сыновей, давно уже звал меня к себе в совхоз «хоть на недельку». И вот теперь все решалось одним махом. После юга заглянем к Завгородневым на несколько деньков. Мы знали, ^то такая поездка может состояться только сейчас. На будущий год Андрей оканчивает десятый класс, а там.,, надо ему определять свою судьбу. И при любом исходе — будет ли он учиться дальше или работать —с нами вряд ли поедет.
Он п сейчас считает себя настолько взрослым, что стыдится па людях быть с родителями. А вдруг подумают, что он маменькин, что он под родительским крылом? То же я наблюдаю и у друзей Андрея. У всех почти болезненное желание вырваться из-под родительской опеки, поскорее стать взрослым.
...Мы едем через полстраны. Ребята второй день смотрят в окно. И кажется, нет конца и края этим лесам и перелескам, зеленым, желтым и темным полям, иссеченным летами рек п речушек, скошенным и нескошенным хлебам, под урожай нивам Не будем конца проносящимся деревням и пристанционным поселкам, бесконечной паутине проводов, опутавших землю.
Как же велика паша Родина! С тех пор как я впервые в сорок восьмом проехал поездом от Волгограда до Москвы, не перестаю удивляться нашим захватывающим дух расстояниям. Еду ли на машине, в поезде, лечу ли на самолете — всегда думаю: а ведь это только часть пашей Родины.
...Вторые сутки за окном бегут и бегут леса, поля, перелески и опять поля без конца и края, города, поселки, деревин, вновь нопн до самого горизонта, и несть им числа.
В каждом городе на крупных станциях мы выскакиваем из вагона и носимся по перрону, вокзалу, а если есть время, то выбегаем на площадь... Даже если поезд останавливается на три — пять минут, все равно выбегаем. У нас такая игра: раз ты ступил на землю, то можешь сказать: «Я был в таком-то городе, я был на такой-то станции». В нашем дневнике путешествий ведем строгий учет: кто за поездку больше «посетил» городов, станций, тот больше набрал очков.
Все вокруг необыкновенно, ново, волнующе. Когда поезд громыхает по рельсам, ребят не сгонишь с верхних полок. Даже еду им надо подавать туда.
Но сегодня они уже заменю пресытились впечатлениями. Не на всех остановках выходят из вагона, ленивее смотрят на пейзажи за окном. Андрей достал из чемодана ласты, маску и трубку. Примеряя маску и ласты, он сокрушается, что у него нет ружья и ластов, какие надевают на руки.
336
— Чего? — спрашивает Юля.— А разве такие бывают?
— Бывают,— Андрей смотрит па нее как на человека, бесконечно отсталого,— я у одного мальчишки видел. Такие, знаешь, резиновые перчатки, а между пальцами перепонки, как у лягушек или гусей.
Я уже и не знаю, верить ли ему. Как говорит моя, он и соврет, недорого возьмет. По почему бы не быть и таким ластам? От своего сына я узнаю много «чудес». То он рассказывает о летающих собаках, то
0 туше мамонта, который пролежал в вечной мерзлоте тысячи лет, а потом пошел на бифштексы и шашлыки, то об остатках гигантских космодромов наших предков, какие нашли люди где-то в Южной Америке, то еще о каких-то диковинах.
Придумали новую игру — «Отгадай-ка». Проезжаем мы мимо перелесков, полей, и ребят должны отгадать, какие деревья да подорожник. Попытался выяснить, какие они знают зерновые хлебные культуры. Назвали пшеницу, рис и гречку. Думали, думали и добавили кукурузу. А после того как Андрей стал причислять к зерновым пшено и перловку, игра наша совсем расстроилась.
Было грустно и немного стыдно, что мои дети не знают, как растет хлеб. И страшное не в том, что они не в городе, на асфальте, этого не узнаешь!), а в том, что у них нет желания узнать. Когда я им говорю, «по вот это пшеничное поле, а это косят ячмень, а вон нарастет просо, они скучают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129