— Ладно, мы с Лазарем Ивановичем тут решим.
Юрий расспрашивал про город. Как там и что? Я понял, что Сталинград и ближайшие к нему поселки и хутора он знает хорошо. Значит, здешний.
— С окопов сюда попал?
— Да-а-а,— как-то неопределенно протянул он и опять перевел разговор на Сталинград. Когда я рассказывал про элеватор, Лысую гору и Бекетовку, у Юры туманились глаза, а потом он не утерпел и спросил:
— А что там, в Бекетовке?
— Держится,— поспешил ответить я,— а это почти пол-Сталинграда. Там же не только Бекетовка, там и СталГРЭС, и Сарепта, и Красноармейск...
— Значит, держатся,— сверкнули радостью глаза Юры, и он повторил: — Держатся. А скоро им совсем крышка. Теперь они уже не те. Не те, Андрей,— зашептал он,— я на них тут насмотрелся.— И вдруг оборвал свой шепот.— Ты сам-то, парень, как? Из семьи-то кто-нибудь воюет?
— Отец и брат,— не понимая, к чему он клонит, ответил я.
— Ну ладно. Ничего. Дед у тебя правильный мужик. Ты давай его держись...
— И держусь,— сердито буркнул я, а про себя подумал: «Тоже мне, заговорщики. То Васька темнил, теперь этот тень на плетень...»
И вдруг неожиданно для себя выпалил:
— Я листовку хочу написать.
— Какую?
— Против немцев.
— А что ж ты напишешь? — Юра уже спрашивал серьезно, хотя и вполголоса. Ребята шли впереди. Юра, видно, нарочно отстал от них для разговора со мною.
Я задумался. Мысль написать листовку пришла мне не только сейчас. Я об этом подумывал всерьез, не знал только, для кого ее писать. Не для мамы же и тети Нади.
— Напишу, что наше дело правое...
— Враг будет разбит, а победа будет за нами,— усмехнулся Юрий.
— Почему? — стараясь быть как можно серьезнее, возразил я.— Напишу...
— Брось глупости! — оборвал меня Юрий, и я почувствовал, что голос у него совсем не мальчишечий.— Ты был в правлении?
— Ну...
— Спрашиваю тебя, заходил в правление колхоза?
— Не-а. А что?
— Вот тебе и «не-а»,— передразнил он меня.— Ты зайди и посмотри. Там до сих пор висят плакаты «Смерть немецким оккупантам». Как висели при наших, так и висят. Кривой Прибытков не срывает их, а немцы туда не заходят. Им не до этого сейчас. Нашелся агитатор...— Он чуть не задохнулся от злости.— Теперь и нам не до этого...— Он опять помолчал и произнес уже успокоен-но: — Другое нужно сейчас, совсем другое... Давай ребят догоним, а то бросили пацанов.
Шли все вместе. Мальчишки говорили, что если пошарить по окопам и брошенным блиндажам, то можно найти «сколько угодно оружия».
— Даже здоровенная пушка под Парасочкиным хутором стоит,— сказал Шурка, конопатый настырный парень, который был меньше меня ростом, хотя и сказал, что ему пятнадцать. Врал, наверное. Я уже заметил, что он любит прихвастнуть больше других.— Да, стоит,— продолжал доказывать он, хотя с ним никто не спорил.-т-В речке застряла. Там и снаряды в ящиках валяются.
— А ты чего, там был? — насторожился Юра.
— Да не был,— ответил он.— Я еще тогда видел, как ходили.
— Никто не видел, а он видел,— хохотнул Васька.
— Да, видел. Там она и стоит, недалеко от белых круч...
— Ну хватит,— властно оборвал спор мальчишек Юра.— Каждый должен знать...
Что знать, он не договорил, но все сразу умолкли, а мне опять стало не по себе оттого, что все они то начинают непонятный мне разговор, то вдруг обрывают его. Я даже немного отошел в сторону, по Юра опять заговорил со мною про Сталинград.
Теперь я рассмотрел его окончательно. Конечно, никакой он не мальчишка, а настоящий парень, только худой и бледный. И лицо уже брил, на щеках нет мальчишечьего пуха. Волосы белокурые, видно, были остриженные, а теперь отрастают и вьются кудряшками. Такие парни уже, наверное, могут и в армии служить, если, конечно, не больные. А слушаются его не только потому, что он старше. Вон как прикрикнул: «Каждый должен знать!» — и все сразу словно языки проглотили.
ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
Почти неаллю мы прожили сравнительно тихо в Гавриловке. И мое тело, видимо, уже стало забывать те бесконечные бомбежки и артобстрелы. По крайней мере я с каждым днем все больше ощущал в себе какую-то непривычную легкость и свободу, будто из меня все время вынимали занозы, а на моих руках, ногах, мышцах ослабляли и развязывали шнурки и веревки, которые их опутывали.
За это время только трижды прилетали наши самолеты, но тихая Гавриловка их не интересовала. Они бомбили все ту же Короватку, а вчера наши бомбардировщики на низкой высоте прошли в сторону Карповки (от нас она километрах в двадцати) и там устроили фашистам «веселую жизнь». Бомбежка была утром. И мы, мальчишки, да и все в селе целый день ходили именинниками.
«Но что эти бомбежки? — размышлял я.— Вот если бы они каждый день прилетали, да еще и не один раз, да «катюшами» жахнули. Вот тогда бы...— И тут же возражал себе: — Нет, «катюшами» не достанешь, и дальнобойки не возьмут, от нас до Бекетовки по прямой километров двадцать... И все равно надо бить их. А то живем, словно на курорте. Скоро забудем, как мины и снаряды рвутся. Вон Сережка и Вадик бегают везде и уже не прислушиваются, что где-то стреляют. Только мама и тетя Надя все еще не верят в эту тишину и, как только завидят самолеты, сразу кричат: «Сергей! Вадик! Где вы?» — и готовы бежать...»
Л бежать некуда. У деда не то что блиндажа, даже окоп не было.
Л зачем? —говорил дед.— Погреб есть. Всегда в погребах отсиживались.
— Тато, тато,— сокрушенно качает головою мама.— Не видели вы тут ничего. Какой погреб? От кого вы там спрячетесь? От мышей?
И они с тетей Надей в который уже раз принимаются уговаривать деда вырыть блиндаж или хотя бы как-то приспособить под него погреб. Но дед и слушать не хочет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129