Взгляните на процессию, извините, на демонстрацию. Ей не видно конца. Вон видите, люди в бурках? У каждого из них под буркой карабин.
— Это вы должны были знать заранее, капитан,— сказал Аполлон Чичуа.
— Большевики, к сожалению, не поставили нас в известность,— огрызнулся Глонти.
— Испугались? — насмешливо спросил капитана Чичуа.
— Мы — нет, господин Чичуа! А за других не отвечаю,— с усмешкой ответил капитан.
Собравшийся на площади народ и гвардейцы пристально вглядывались в процессию — все молчали, и слышен был топот многих сотен ног.
— Юрий, парень, моей собственной рукой убил ты меня,— горестно прошептал Джамбулат Бестаев.
— Глядите, на кого стал похож Джвебе,— заметил Ричард Болдуин.
— Я удивляюсь, как он еще держится на ногах,— сказал Закро Броладзе.
С балкона на процессию глядели со страхом и напряженным ожиданием. Сейчас она шла, развернувшись, как черная волна.
Толпа на площади раздалась, пропуская процессию.
— Надо было упредить этот маневр большевиков! Упредить! — шепнул уполномоченный правительства Чичуа члену учредительного собрания.
Член учредительного собрания не ответил.
На балконе все стояли молча.
Дети со свечами и венками вошли в тесный коридор, образованный стоящей на площади толпой. Когда проносили гроб, люди обнажили головы.
Обнажили головы и те, кто стоял на балконе. Только Сардион Анджапариа, капитан Глонти и начальник военного ведомства Варлам Хурциа не сделали этого.
Беглар Букиа и Шамше Акбардиа уверенно поднялись на балкон, остановились у перил, как раз там, где стояли Аполлон Чичуа и Евгений Жваниа, и знаками показали им: «Отойдите!» Член учредительного собрания и уполномоченный правительства заколебались, посмотрели на капитана, но тот отвел взгляд в сторону, и тогда они молча уступили место Беглару и Шамше. Те протянули руки, и восемь человек снизу подняли к ним гроб. Беглар и Шамше поставили
гроб на перила. Поддерживая гроб, Беглар стал в головах, а Шамше — в ногах.
Капитан Глонти посмотрел на застывшее лицо Юрия и, чтобы подавить вздох, прикусил губу. Капитан Глонти —4 солдат и, как сам себя уверяет, превыше всего ценит в людях солдатскую доблесть. А солдат Юрий Орлов проявил высшую доблесть, выше которой нет,— он грудью своей прикрыл товарища, он жизнь свою отдал за друга. И капитан Глонти мысленно попрощался со своим бойцом: «Прощай, Орлов, прощай, храбрец! Ты умер честной солдатской смертью, и я тебе могу только позавидовать, Юрий».
На балкон поднялись Варден, Тариэл Карда, Элизбар Кварацхелиа, Манча Заркуа и несколько человек в бурках. Они стали позади Вардена и Тариэла.
Член учредительного собрания кивком головы поздоровался с Варденом. Жваниа сразу же сообразил, что это и есть тот самый большевистский комиссар, которого он приказал выпустить.
— Продолжайте вашу речь, господин Жваниа,— сказал Варден.— Не то вам придется долго ждать.
Евгений Жваниа подошел к гробу.
— Сестры и братья,— начал он, придав своему голосу скорбные йоты,— перед вами лежит совсем молодой русский юноша. Он не был большевиком, напротив, он пришел к нам, чтобы сражаться с большевиками. Вся жизнь была впереди у этого славного русского парня, но злая рука остановила его сердце...
— Теперь для него все кончилось, его нет, и он не может мстить,— крикнул из толпы Парна.
— Нет, друг мой, вы ошибаетесь,— возразил Парне Евгений Жваниа.— Вы говорите сейчас о мести. Месть разорила деревню, а она жива добром. Сегодня нам не до мести. Мы должны отдать все свои силы защите нашей свободы, нашего бирюзового неба... нашей изумрудной земли.
— Ну и защищайте вашу свободу и ваши земли! — выкрикнул из толпы человек в бурке.— Изумрудная земля не принадлежит нам. Что защищать безземельному крестьянину? У нас нет ничего, кроме души.
Уполномоченный правительства подошел к перилам и стал рядом с Евгением Жваниа.
— Разрешите мне сказать несколько слов по поводу этой реплики,— попросил он Жваниа и, не ожидая его согласия, обратился к народу: — Вы сказали — безземельные крестьяне. Как вы можете говорить такое? Господин Жваниа только что информировал вас о том, что земли переданы в руки крестьян. Я подтверждаю это. Ну, а что касается моей земли и земли моих братьев, то она давно у вас. Вы уже давно ее пашете.
Беглара Букиа возмутила эта наглая ложь Чичуа.
— Ее пашут снаряды из ваших пушек, господин Чичуа,— громко, чтобы услышал весь народ на площади, крикнул Беглар.
— Я вас не понимаю,— растерялся Чичуа.
— Врешь, помещик! — закричали Коршиа, Джгеренайа, Эсебуа.— Нас гвардейцы согнали с твоей земли.
Заявление Чичуа удивило члена учредительного собрания. На какое-то мгновение он смешался, затем, как ни в чем не бывало, продолжал свою речь:
— Мы защищаем свободу, сестры и братья. Мы защищаем демократию! — прокричал он, а про себя подумал: «Ну и идиот этот Чичуа. Зачем только его сюда прислали?» — Мы защищаем наш трехцветный флаг, защищаем землю, которая с сегодняшнего дня и вправду станет вашей.
Гудуйа Эсванджиа стоял чуть в стороне от толпы и, подавшись вперед, слушал Евгения Жваниа. Темно-коричневое лицо лесного отшельника от непомерного возбуждения еще больше потемнело и покрылось крупными каплями пота. Эсванджиа с отвращением и гневом глядел на Евгения Жваниа и с трудом удерживался от желания обругать этого всенародно лгущего болтуна. И наконец, потеряв терпение, все же дал волю сдерживаемой на протяжении многих лет ненависти.
— Кого ты обманываешь, сукин сын?! — крикнул он Евгению Жваниа.
Народ зашумел, и все разом обернулись к Эсванджиа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53