Жители многоэтажек, спросонок откинув оконные шторы, растерянно взирали на разверзшиеся хляби небесные, на лужи, на залитые водой газоны, на цветники, превратившиеся в грязное месиво, с сиротливо поникшими мокрыми цветами, потом быстро отходили от окон и снова залезали под теплые одеяла, предполагая услышать в вечернем прогнозе, что, хотя в ближайшие дни резких перемен в погоде не ожидается, в конце недели возможны теплые и солнечные дни.
И когда горожане довольно поздно, но все же волей- неволей повылезли из своих постелей, то подумали, что неплохо было бы, если бы вдруг телевидение посчиталось с тем, что все сейчас сидят по домам, улицы обезлюдели, но телепрограмма до вечера не предлагала ничего интересного, и в такой день оставалось только одно: забраться в свою скорлупу и стараться не действовать друг другу на нервы, особенно если учесть квартирную тесноту...
У них в спальне было тихо и уютно, несмотря на то что водосточная труба продолжала монотонно бормотать свою песню. Однако резкая смена атмосферного давления и не менее резкое падение температуры вызвали у жены острый приступ радикулита, о приближении которого предупреждали недавние симптомы; в этот день жена не встанет к кухонной плите, хорошо, если придет в себя до понедельника, а пока на выходные дни ее место в кухне займет муж.
— Эх, надо было вчера вечером окно закрыть! — сказал Франтишек, услышав до боли знакомый стон.— Но кто мог такое ожидать, я уснул после двенадцати, а на улице все еще было тихо!
— Чему бывать, того не миновать,— вздохнула Йола,— и открытое окно тут ни при чем.
— Но все-таки...
— Сегодня от меня толку мало. Жаль, мне хотелось приготовить лечо...
— Ничего, не волнуйся...
— Все найдешь там, в холодильнике, с лечо ты не хуже меня справишься, правда?
Он кивнул, соглашаясь.
— А как же суп? — беспокоилась жена.— Там, на кухне, поищи консервы — «Суп из потрохов», наверное, это легче всего будет приготовить...
— Не хочу я супа.
— Ну, как знаешь...
— Сейчас я тебе чаю принесу.— Он прошел на кухню.
Через час, нарезая колбасу и овощи для лечо, Франтишек вновь в который раз подумал о том, что пора бы наконец официально оформить их отношения. Надо пойти и расписаться. Вступающим в брак общество не только вменяет множество обязанностей, но и дает им права друг на друга, которые при их странном супружестве полностью отсутствуют. А ведь люди, особенно женщины, только выигрывают от того, что брак принято официально регистрировать. Наверняка и Йола об этом не раз подумывала. Когда он недавно завел речь о браке, она шутливо ответила: «А зачем, разве нам сейчас плохо? А то еще начнешь колотить меня на законном основании...»
Вспомнив ее ответ, он невольно улыбнулся — в сущности, она права, можно, конечно, все оставить как есть... Но с другой стороны, почему нельзя поменять это положение? Сознание того, что ты ничем не связан и при желании в любой момент можешь собрать чемодан и уйти, развращает человека. Вот так проникают в него бациллы легкомыслия, вседозволенности, безответственности.
Йоле тридцать девять, и ясно, что детей у них уже не будет. Конечно, ей нелегко от этого, хотя она и пытается прикрыть шутками свою тоску.
Да, мама права, укоряя нас: ах, дети, дети, разве можно так жить, господи, ну неужели нельзя все по-людски сделать!
Как только Йоле станет легче, попробую опять поговорить с ней, решает Франтишек. Надо внести ясность в это дело. И Йола, наверное, не станет возражать, так что на шутки ее больше не стоит обращать внимание.
Дождь не прекращался. Окно дребезжало под резкими порывами северного ветра, по стеклам сплошным потоком бежала вода, и сквозь ее пелену ничего нельзя было рассмотреть. Через плохо уплотненные рамы струйки текли на подоконник, сливались в лужицы, вот-вот по стене побежит ручеек.
Он взял тряпку, вытер сначала подоконник, а потом и запотевшее окно. В передней раздался звонок. Сняв фартук и поспешно набросив его на крючок около плиты, он пошел открыть дверь.
На пороге стояла сестра. Сложенный зонтик у нее
в руках был почти сухой, видно, пользовалась она им недолго. Тибор наверняка ожидал ее в машине где-нибудь за углом.
— Ты один? — спросила сестра, окинув беглым взглядом кухню и большую комнату.
— Нет, Йола там, в спальне. У нее опять приступ, похолодало сегодня...
— Понятно.
— Проходи в комнату,— пригласил он сестру.
— Не стоит,— покачала она головой.— Лучше на кухне поговорим, не будем ей мешать.
— Садись,— предложил он стул, стоявший у кухонного стола.
Однако сестра не села, а прошла к окну и встала там, глядя куда-то на улицу.
И он остался стоять.
— Послушай, Феро, мы уже не дети, так что не будем играть в прятки,— сказала она напрямик, все еще глядя на затуманенное окно.— Не знаю, может быть, для тебя это удовольствие — вставлять нам палки в колеса... Во всяком случае, мне так кажется... Ты не захотел прописаться у матери, и это твое дело, мы тебя не принуждаем... Но почему ты суешь нос в дела, что тебя не касаются?!
Франтишек воспринял ее выпад совершенно спокойно, в душе он уже давно готовил себя к встрече с сестрой и теперь ожидал от нее нечто подобное.
— Ухмыляешься! — злилась она.— А ведь ты сознательно поносил нас перед матерью! Чернил как последних подонков, словно мы виноваты во всех вселенских бедах! — Она отвернулась от окна, и он увидел ее неестественно бледное лицо; такое лицо сулило неприятную сцену, он чувствовал, что сестра уже начинает терять над собой контроль и с минуты на минуту обрушит на его голову самые обидные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46