Через час тебе надо быть в парткоме.
— Почти угадала, только не пойму, к кому ты шла?
— К тебе,— ответила Ирина и, сбросив с плеч полу пиджака, отпрянула в сторону. Ей уже надоела игривость в голосе Василия.— К тебе шла. Вчера весь вечер ругали меня отец и Федор Федорович, Ругали за тебя. «Своим выступлением в газете про случай в Переволоках превра
тала парня в мишень для ржавых пик». Это отец любит говорить так заковыристо... Сегодня была на беседе у генерального директора...
— И успела приглянуться ему?
— Прекрати балагурить. Ему некогда заглядываться на девчат. Тут он не похож на тебя. И постарайся выслушать меня до конца, иначе тебя собьют сегодня с толку.
— Постараюсь, только сначала послушай анекдот к теме... Встретились после долгой разлуки старые друзья. Один горбатый, другой заика. Слушай, говорит горбатый заике, приятную весть привез для тебя: есть вакансия на радио, читать дикторский текст. Заика разозлился, но не растерялся. Идем, говорит, ко мне, надо вытянуть из альбома твою давнишнюю фотографию. Не могу, говорит, уложить альбом на полке: распух и день ото дня все больше горбатится...
Ирина только вчера вернулась из длительной командировки. Участвовала в мотопробеге по городам, где некачественно выполняются заказы автозавода. Комсомольский рейд по заводам-смежникам. Пять с лишним тысяч километров на мотоциклах. На каждой встрече с инженерами и рабочими смежных заводов рассказывала, чем озабочены такие парни, как Ярцев и его друзья — автозаводцы, И сейчас она торопилась передать Василию свои впечатления о рейде, содержание разговора с генеральным директором об итогах рейда. На языке гнездились слова: помнишь, на испытательном треке загорелся серийный автомобиль новой модели, вспыхнул, как ты говорил, от замыкания электропроводов. Комплекты этих проводов готовит Каменец-Подольский кабельный завод, колодки для крепления пучка электропроводки поставляет туда орехово-зуевский завод «Карболит», поставляет с большим процентом брака и катастрофически мало. Я побывала там и тут. Там и тут срыв плана латают авралами, а известно, где спешат, там и грешат. Вот и получается, как сказал генеральный директор, «качество находится в прямой зависимости от организации производства». Участники рейда уличили бракоделов у станков, на «борочных линиях, состоялся разговор по большому счету — о совести, о чем сам Ярцев и его друзья не перестают думать ни днем, ни ночью. Но сию минуту разговор на такую тему не клеится. Василий слишком настойчиво демонстрирует свою игривость, чтобы сохранить в себе силы для серьезных испы-
таний. В самом деле, напрасно показалась ему на глаза в таком легком платье. Но как можно было идти к генеральном директору в помятом, потемневшем от дорожной пыли спортивном костюме?
— Я не хочу вникать, кого ты уколол анекдотом,— сказала Ирина,— себя или меня, кто из нас горбатый, а кто заика, можно принять без обиды, однако я готова расплакаться.
Голос Ирины дрогнул. Василий привлек ее к себе, снова накинул на плечи свой пиджак, и они не спеша зашагали по тропке, что вела из парка к автобусной остановке, затем к дому, в котором жила Ирина.
— Допускать брак умеют везде,— вернулась она к разговору,— значит, протест против такого явления нельзя считать частным выпадом отдельных людей.
Это был уже прямой намек: «Не бойся возможных осложнений на сегодняшнем разбирательстве твоего персонального дела,за тобой правда».
Проводив Ирину до подъезда, Василий спросил, когда она собирается завершать дипломную работу. На сей раз в его голосе уже не было игривости.
— Об этом я и хотела поговорить с тобой сегодня, но не удалось. Ты уже опаздываешь. Во всяком случае, ко дню помолвки успею.
— С кем?
— Я бы на твоем месте не спрашивала... Беги, завтра договорим.
Не знал Василий, не могла подумать и Ирина, что ни завтра, ни послезавтра они не встретятся. Все обернулось против них довольно круто и неожиданно.
Едва Василий Ярцев успел перешагнуть порог кабинета, где шло заседание парткома, как у него сразу пересохло в горле: разбор персональных дел вел не секретарь парткома, а его заместитель Шатунов. Тут же встретился взглядом с Ремом Акимовичем, затем с Жемчуговым. Последний почему-то улыбнулся, скривив губы.
Рядом с Жемчуговым сидел инструктор по партийному учету. Тот самый, к которому Ярцев явился в первый же день после возвращения из Турина с просьбой выписать партбилет и снять с учета в связи с переходом на автозавод.
— Подожди,— ответил инструктор,— твой вопрос снова будет рассматриваться на заседании парткома,
— Почему?
— Читай газеты. Летунов с партийными билетами по-ра выводить на чистую воду. Благо тебе еще не выдали партбилет...
— Но я считаю себя членом партии.
— Считай до ближайшего заседания, . Ближайшее заседание пришлось ждать долго. Было
собрано полтора десятка объяснений, отзывов и заключений о моральном облике молодого коммуниста, о его суждениях и поступках, так сказать, в объективном плане. Эти «объективки» докладывал инструктор. Когда он кончил, Шатунов дал свою оценку каждому .факту. Так записка проводника вагона была принята как важный лелей веческий документ— сигнал о начале падения Ярцева; выступление в печати об аварии в Переволоках — прямая попытка оправдать аварийщика; упомянутые в записке Рема Акимовича Угодина примеры принципиальных споров Ярцева с сотрудниками Пензенской нефтебазы получили иную окраску: «Вот вам факты — перед нами скандалист, бузотер... и чужие лодки с цепей срывает — девчонок катать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65