— Пусть скажет до конца! — кричали рабочие. Доктор зажег сигару и шепнул Качуру:
— Не так круто, если вам дорого здоровье.
В Качуре все кипело от гнева, разочарования и волнения.
— Я своих слов обратно не беру! Хотите,— слушайте дальше, не хотите,— не слушайте. Кому мои слова не по вкусу, пусть знает, что я говорю не для него.
— Это ваше последнее слово? — произнес капеллан.
— Последнее! — воскликнул звенящим голосом Ка-чур.— Я позвал сегодня в трактир честных людей, чтобы обменяться мыслями о вещах, заслуживающих того, чтобы о них говорили. Не стыдно ли, что народ, который учится грамоте по государственному указу, не читает ничего, кроме молитвенника в церкви, и то, если не спит? Что говорить ему можно только с амвона? Что он еле разбирает молитвенник и во время проповеди спит или курит перед церковью? Потому он и стал таким невеждой, каким не был даже во времена крестьянских восстаний!
— Никак, он нас ругать пришел? — крикнул крестьянин.
— Послушаем,-— усмехнулся капеллан.
— Прежде всего нам нужно ученье!
— Сам учись! — засмеялся крестьянин.
— Не руки — разум создает благо. Поэтому я и позвал вас, чтобы договориться создать общество, которое выписывало бы книги и газеты, куда приходили бы умные и ученые люди, рассказывали бы нам о полезных вещах. Таково было мое намерение...
Второй раз склонился к нему доктор:
— Спокойнее, без желчи.
— Таково было мое намерение. Но сегодня мы не будем говорить об этом. Среди приглашенных оказалось много людей, недостойных приглашения, людей, которым место в хлеву рядом со своей скотиной!
Доктор схватил Качура за руку и потянул вниз. Рабочие хлопали, крестьяне шумно поднялись из-за стола. Стакан полетел на стол Качура, вино обрызгало ему лицо и пиджак.
— На кого ты намекаешь, франт? Кого ты обозвал скотиной, сопляк?
Высокий крестьянин, который сидел на краю стола, встал, мотая головой, и, спотыкаясь, подошел к столу Качура и развел руками:
— Не надо так. Нельзя так!
Посмотрел через плечо на Качура и подмигнул ему. Рабочие встали и схватились за стулья.
— Выходи! — закричал молодой крестьянин, мигом скинул пиджак и бросил его на пол.
Стул взлетел под потолок, ударился об стол, зазвенели стаканы. Посреди комнаты образовалась куча орущих благим матом людей. Качур видел разгоревшиеся лица, набухшие жилы па лбах и сжатые кулаки.
Трактирщик пробрался вдоль стены к доктору и сунул ему в руку ключ:
— Идите через тот ход! Вон туда!
Доктор схватил Качура под руку, открыл маленькую боковую дверь и выволок его в сад в темноту.
— Сюда! Сюда!
Он вел его, как ребенка. Качур, хотя и не дотронулся до вина, спотыкался, как пьяный.
— Почему? Почему так получилось, господин доктор? Доктор весело рассмеялся:
— А вы думали, что будет по-иному? Конечно, думали! Потому я и пошел с вами. Ведь я заранее знал: идеалист ни к чему не способен, и меньше всего к делу спасения народа. Вот и расплачивайтесь теперь, господин идеалист, за свою неумелость. Вы что же, думали, что они смиренно выслушают, как вы их обзовете болванами? Шарлатан, у которого на языке мед, а в сердце корысть, сказал бы им еще худшие вещи, но сказал бы иначе. Нет, дорогой мой, вы не созданы для таких дел! Высокие мысли — прекрасны, идея осчастливить народ — еще прекраснее, но, видите ли: лучше быть шарлатаном.
Качур с опущенной головой шагал рядом.
— Вам нехорошо... Пойдемте ко мне, выпьем чаю, крепкого, горячего, и позабудьте всю эту глупость.
Доктор взял его за руку и повел к себе.
— Марица! Самого крепкого! Посмотри на него, не болен ли он?
— Что случилось?
Качур был бледен, красные пятна горели на его щеках.
— Ничего не случилось,— улыбаясь, сказал Качур, но в глазах его стояли слезы.
— Сейчас!
Докторша принесла чаю, врач закурил трубку и потрепал Качура по плечу.
— Никаких грустных дум! Ни к чему! Что произошло? Ерунда. Такое каждую минуту может произойти. Разочарование? А что такое жизнь, если не постоянное разочарование? Свистните весело и скажите себе: черт побери весь этот сброд!
— Не могу я так,— печально улыбнулся Качур.
Доктор окутал себя клубами дыма и долго молчал. Потом разогнал рукою дым, повернулся к Качуру. Лицо его было серьезно.
— Вы понимаете, что сегодня вы испортили себе всю жизнь? До конца. Может быть, вы думаете, что по новым законам учитель перестал быть холопом? Такой же холоп, как и был; последний холоп хозяина-землевладельца и тот стоит выше. Учитель крепче закован, и кандалы у него более тяжелые. Но это что! Главное, что вы были осуждены на это с самого рождения. С такими мыслями, как у вас, нельзя жить, поэтому ни я и никто другой в целом свете не сможет вам помочь.
Качур пошел домой, лег и сразу заснул. Снилось ему, что перед ним в тихом белом трактире стоит Минка, черноокая, белолицая, уперла руки в бока и смеется ему в лицо.
Он проснулся, дрожа от страха. Зажег свет и закурил сигарету.
III
Качур пошел в учительскую, его коллега Ферян вышел за ним на лестницу и взял его за плечо.
— Потерпи немного! Если не хочешь, чтобы тебе совсем свернули шею, послушайся моего совета; будь покладистее, кланяйся и говори «да», если тебе даже предложат веревку и виселицу. Каналью легче прощают, чем упрямого гордеца. Смиренно и покаянно улыбайся днем, а вечером бунтуй на все Заполье, если тебя уж так тянет бунтовать. Вот говорят, что я пьяница,— в этом мой красный нос виноват,— что я плохой учитель и вообще во всех отношениях никудышный человек. А все же повышение я получу в свой срок, потому что не трогаю петушиный гребень и не наступаю павлину на хвост.
Качур тряхнул головой, поднялся по лестнице и постучал в двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52