— Херейн!
В комнате за длинным столом, заваленным бумагами и книгами, сидели старший учитель и священник. Старший учитель взглянул на Качура сладко-печальным, скорбным и одновременно осуждающим взглядом. Священник выглядел скорее огорченным, чем рассерженным.
— Скверно, скверно,— вздохнул старший учитель.— Как вы могли так забыться, господин Качур?
— Перед кем и за что я должен отвечать? — спросил зардевшийся Качур.
Старший учитель поднял голову.
— Передо мной, старшим учителем. И перед господином священником, председателем краевого школьного совета.
— Скажите сначала, что я сделал?
— Так не разговаривают со старшим учителем,— произнес священник и медленно обвел, точно смерил, Качура мрачным и холодным взглядом.
— Что такое? — вскипел Качур, взбешенный осмотром.
1 Войдите! (нем.) л Старший учитель и священник переглянулись, и старший учитель глубоко вздохнул.
— Господин Качур, вы ведь помните: я принял вас как товарища и друга. Теперь, к своему великому прискорбию, я вижу, что вы мне не товарищ и не друг. Радушно и благожелательно встретил вас и наш добрый запольский народ, который был убежден, что вы будете примером и учителем для его молодежи. Но, к сожалению, все очень скоро убедились, что вы плохой учитель и подаете дурной пример своим ученикам. Вы портите молодежь, подстрекаете ее к плохим поступкам, сеете раздор среди людей...
— Что вы на это скажете? — спросил священник. Качур дрожал.
— Разве я обвиняемый и уже осужденный, что так стою перед вами? К чему эти наставления? Разъясните мне, в чем мои преступления, тогда я отвечу вам.
— Что произошло в воскресенье в «Мантуе»? — спросил священник холодным тоном.
— Об этом спросите лучше господина капеллана.
— Я его спрашивал, и он рассказал, что вы восстанавливали людей против веры.
— Он солгал. Заявляю, что он солгал!
Старший учитель покачал головой и взглянул на Ка-чура, как на грешника, который хотя и пал, но все же достоин сожаления.
— Не те слова, господин Качур, не те слова вы говорите.
— Так как же,— дрожал Качур,— в чем моя вина? Я хотел бы, чтобы все велось по порядку и по закону: проповедей я не желаю, не прошу и наставлений! Долго стоять здесь тоже не собираюсь...
— Долго стоять вам не придется,— сказал священник и медленно поднялся.— Я думаю, господин старший учитель, что мы можем кончить. С этим господином разговаривать излишне.
Пожав старшему учителю руку, он вышел. Старший учитель погрузился в бумаги.
— Господин старший учитель!
Тот посмотрел на Качура, будто только что заметил его. На лице его появилась слащавая улыбка.
— Всего хорошего, господин Качур, всего хорошего. Я очень занят, страшно много дел. Всего хорошего.
Перед школой Качур увидел поджидающего его Фе-ряна. Тот громко засмеялся: — Ну и красный! Вижу... Хорошую трепку получил! А как ты держался?
— Скоро мы простимся с тобой, приятель,— ответил Качур, принужденно смеясь.
— Неужто так плохо? Ты не покаялся? Не поцеловал руку священнику?
— Этому ...?
— А, так... Теперь я понимаю, что ты натворил. Жаль. Ты мне нравился. Мне всегда нравятся люди лучше меня. Конечно, ты лучше, это правда, но такая же правда и то, что я умнее тебя. Выпьем на прощанье, в этом ты мне уж не отказывай.
— Выпьем!
Когда Качур вошел в свою комнату, на столе лежало письмо. Жупан писал, что хотел бы поговорить с ним.
«Еще одно наставление,— усмехнулся Качур.— Почему бы и не пойти? Теперь я все равно вне общества и закона. Мне теперь и слушать, и говорить, и смеяться легче...»
Сразу после обеда Качур пошел к жупану. Двери дома были заперты, он направился в лавку и увидел, как тонконогий жупан мигом исчез из лавки, на бегу погрозив ему пальцем. Двое крестьян пили водку и покупали табак.
За стеклянной дверью, которая вела в прихожую, показался жупан, потихоньку постучал в стекло и подмигнул Качуру.
«Спятил он, что ли»,— подумал Качур, открыл стеклянную дверь и вошел в прихожую. Жупан взял его за руку и повел в комнату; на столе, как и в первый день, стояли два стакана и бутылка вина.
— На людях не хочу, понимаете... Только чтоб люди не видели! Сразу подумают бог знает что. Пейте!
Запер осторожно двери, подошел к Качуру, потрепал его по плечу и весело рассмеялся:
— Что это вы натворили в воскресенье? А? Вот чертов парень! Такие вещи... Священник вас уже исповедовал? До корня докопался?
— Ждал он меня в исповедальне, а я не пришел! — засмеялся Качур.
— Не пришли... Гм...
Лицо жупана сразу стало серьезным.
— Знаете, молодежь надо воспитывать в религиозном и кесарском духе... и... словом, вы знаете. Пример надо подавать... ведь вы знаете... Погодите! Куда вы? Куда вы?
Качур поднялся.
— Не уходите! Разве я вас обидел? Прошу, выпейте еще стаканчик! Я хотел совсем о другом вас спросить... так, между нами...
Отошел от Качура и заходил по комнате быстрыми, подпрыгивающими шагами, сложив руки за спиной. Наконец он остановился и лукаво подмигнул:
— Вы это серьезно задумали... там... в воскресенье? Скажите мне,— буду очень вам благодарен,— вы на самом деле думаете, что люди, что большинство людей отвернется от... от преосвященного духовенства? Хотел бы я знать, что вы думаете об этом.
Качур удивился и не ответил.
— Я ведь народолюбец,— торопливо продолжал жупан,— не поймите меня превратно. Сейчас нет опасности, чтоб немецствующие захватили общину. А еще десять лет назад она была в их руках,— я был тогда общинным советником.
Он молча посмотрел прямо в лицо Качуру и рассмеялся.
— Ну, а теперь вот новые неприятности, совсем новые, и не знаешь, что делать. Раньше было просто:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52