Ну, конечно, что еще можно ждать от насквозь прогнившей системы?! — Голос у него вдруг стал какой-то металлический, официальный, как у чтеца. — И как, нравится вам то, что вы видите?
— Не очень, — спокойно ответила Наташа. — А если честно, то вообще не нравится. Может, мне лучше вас по повестке вызвать?
— Нет, не надо. — Он сразу успокоился и сел на место. — По повестке не надо.
— Вот и отлично. — Наташа тоже села. — Я пришла, чтобы уточнить у вас кое-какие детали вашего дела.
— ВАШЕГО дела, — ехидно поправил он. — Я к этому делу не имею ни малейшего отношения, и вы это прекрасно знаете. Там все ложь от первой буквы до последней.
— Ну конечно. — Наташа вздохнула. — Я и не сомневалась. И все же. Если вас не затруднит, расскажите мне про ваши отношения с гражданкой Тыквиной, а то в деле все очень напутано. Я сама хочу разобраться^ как все было.
— Ничего рассказывать не буду. Не было у меня с ней ничего. Не было, и все тут...
— Но все же что-то было. Вы, сказано в обвинении, распространяли через нее порнографическую продукцию.
- Плебеи! — криво усмехнулся Дрыгов. — Это мои стихи они считают порнографией?!
— А вы позволите?
— Что позволите? — не понял Дрыгов.
— Стихи ваши почитать. Знаете, я в магазинах не нашла. Нет ваших сборников. А изъятое у вас хранится в КГБ. Так что я просто не в курсе.
Дрыгов пожал плечами, сунул руку под себя и вытащил на свет Божий потрепанную тетрадь.
— Читайте!
Наташа брезгливо взяла засаленную тетрадь и углубилась в чтение. Стихов было немного, Наташа даже делала, с позволения поэта, кое-какие выписки. Но того, что она искала, в них не было.
— И это все? — удивленно спросила она, положив потрепанную общую тетрадку на рыбью кожуру.
— Да, все. — Дрыгов покраснел и самодовольно выпятил пузико. — Вам этого, конечно, не понять, вы больше с сухими предписаниями общаться привыкли.
Наташа не ответила. Могла бы процитировать наизусть две-три главы из «Илиады» или «Одиссеи» по-гречески, но не стала, конечно. Просто улыбнулась скептически и сказала:
— Ну что ж, суд разберется. Честно говоря, я могла бы вам позавидовать. При таких, прямо скажем, скромных способностях — и такая популярность.
— Что? — не понял он.
— Скажите, Вадим Станиславович, вы чувствуе-Хе себя знаменем?
— А?.. Да! — Он гордо закинул патлы за уши. — Я — чувствую. Без ложной скромности. И что бы вы там ни делали со своими палачами, меня надолго запомнят, а ваше имя будут произносить только так, в связи... Как Понтия Пилата, как...
Но его гневную тираду прервал телефонный звонок.
— Как... Как... — Дрыгов махнул рукой и схватил трубку: — Алло, Вадим Дрыгов внимательно слушает.
А потом произошло что-то странное. Глазки у него забегали, на носу проступили капельки пота, руки начали дрожать.
— Да-да, конечно. — Он резко протянул трубку Наташе и, выпучив глаза, прошептал: — Это вас.
— Меня? — удивилась она и взяла трубку: — Алло.
— Вы меня удивляете, — сказала трубка холодным, официальным голосом, в котором теперь еле угадывались прежние нотки. — Что вы делаете у Дрыгова? Разве вам не известно, что не надо к нему ходить?
— Я делаю свою работу, — спокойно ответила Наташа, хотя почувствовала, что коленки у нее начинают дрожать.
— Ваша работа, Клюева, заключается совсем не в этом. Ваша работа заключается в том, чтобы представлять в суде обвинение, а не защиту. Или вы забыли, кто вам деньги платит? Смотрите, а то вылетите из прокуратуры после первого же дела.
— Деньги мне платит государство! — не выдержала Наташа. — И оно будет решать, вылечу я из прокуратуры или нет! Всего хорошего.
— Ну что? — испуганно спросил Дрыгов, заискивающе заглядывая ей в глаза, как только она повесила трубку. — Что они сказали?
Наташа посмотрела на него, улыбнулась и ответила:
— Ничего, что касалось бы вас. Не забудьте — через три дня слушание. И постарайтесь вымыть голову перед тем, как являться в суд...
ПЕРВОЕ, ВТОРОЕ, ТРЕТЬЕ
«Ну, может быть, я ничего действительно не понимаю в современной поэзии, — думала Наташа, возвращаясь домой. — Да, я в этой жизни вообще многого не понимаю и даже не знаю. Например, я никогда не была на танцах. Это же ужас какой-то! Стыдно признаться! Как-то сказала подружке по университету — та обхохоталась. Как, дескать, ты мужика найти собираешься?»
Наташа решила показать выписки из стихов Виктору. Потому что теперь по праву экспертом по искусству в семье стал Виктор.
Наташе казалось, что со дня свадьбы прошло уже целое столетие. Так давно это было. Пронеслось, как во сне... Свадьбу они сыграли скромную, были только мама с братом и еще двое друзей Виктора — тоже художники.
Наташиных друзей не было. Да Наташа и боялась кому-нибудь из ольвийской братвы даже признаться, что нарушитель спокойствия Витька Клюев стал ее мужем.
Как-нибудь потом.
И друзей по университету тоже не позвала. Хотя сама побывала на свадьбах у всех, даже у Светки... Почему-то не решилась, сама не знала — почему. С Виктором вообще все стало непросто и очень необычно. Он был художник-авангардист. Свои работы называл не полотнами, не скульптурами, а концептами. И в жизни все было для него с каким-то вывертом. Это очень увлекало, но делало привычное течение самой жизни как бы незаконным. Пока что Наташа пыталась понять суть этих вывертов. Пока что она боялась к этому допускать посторонних, даже если это были близкие друзья. Виктора дома не оказалось. Мать выглянула из своей комнаты и сказала: — Он в мастерской, кажется. Вот матери Наташа завидовала. Та как-то очень быстро смирилась с Витькиными взглядами, даже моментами Наташе казалось — восхищалась ими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101