— Я украл леску у одного человека добрых двадцать лет назад.
— Этого нельзя делать.
И тогда Йоун Хреггвидссон изрек:
— А найдется ли какой настоящий святой, который вначале не был вором?
Ученый фыркнул, долго набирал воздух в легкие и остановился, чтобы почесать левую икру правой ногой.
— Как я уже сказал, ладно,— проговорил он назидательным тоном.— Но о чем это бишь я: ничего такого не случилось в Исландии, ничего не произошло?
— Не помню,— сказал Йоун Хреггвидссон.— Во всяком случае, ничего особенного за эти годы не произошло.
— Ничего не наблюдалось? — настаивал ученый из Гриндавика.
— Нет, в Исландии давно ничего не наблюдалось. Ничего. Если только не считать новостью, что в позапрошлом году из Скагафьорда был вытащен воющий скат.
— Это не такая уж малая новость,— сказал ученый.— Ты говоришь, он выл?
— Так, может быть, ты, товарищ, даже не слышал, что в позапрошлом году в Исландии в воздухе были видны люди? — спросил Йоун Хреггвидссон.
— Видны были люди в воздухе,— повторил ученый, но уже тише.— Хорошо.— И, проделав несколько раз все свои штуки, в частности сильно потерев нос, он наконец выпалил:
— Я разрешу себе указать моему земляку, что раз ты, простой человек, беседуешь с ученым — хотя я, говоря словами брата Бергура Соккассона, и являюсь смиренным учеником господа нашего Иисуса,— все же негоже тебе обращаться со мной как с ровней, говорить мне «ты», как собаке, и называть меня товарищем. И я говорю не от своего имени, ибо я знаю, что мой хозяин и господин никогда не потерпит, чтобы чернь так вела себя в отношении ученого сословия. И когда в этом году он посылал меня в Исландию, чтобы переписать в Скарде апостольскую сагу одиннадцатого века, с которой люди не хотят расстаться даже за золото, то он мне дал с собой письмо, в котором было сказано, что меня следует величать не иначе как мосье.
— Я всего только глупый крестьянин-арендатор, никогда не знавший ни одного настоящего человека, кроме моего хозяина Иисуса Христа, ибо я не хочу называть человеком черную собаку, которая последовала за мной на запад, где я был привязан к камню для лошадей возле лавки в Улафсвике. И если ваша высокоученая, высокородная милость хоть сколько-нибудь мне верит, я обещаю отныне вести себя в соответствии с вашей ученостью, если только мое безнадежное неразумие мне не помешает.
Гриндвикинг сказал:
— Хотя ты и тебе подобные поражены глупостью, мой учитель не ставит это тебе в упрек, ибо он чувствует признательность к твоей матери, хранившей то, что другие по невежеству своему растрачивали. Поэтому он с большим трудом и после серьезных споров с властями вызволил тебя из крепости, откуда никто живым не возвращается, и приглашает тебя к себе. Теперь посмотрим, что ты за птица. Но я с самого начала хочу предупредить тебя об одном, от чего зависит спасение твоего тела и души: берегись связываться с Йоуном Мартейнссоиом, пока ты здесь, в городе.
— Ай, что говорит ваша ученость, неужели этот дьявол, стащивший у меня королевские сапоги, когда я служил в солдатах, еще ходит по земле,— сказал Йоун Хреггвидссон.
— Да, и к тому же он украл «Скальду», ту книгу, четырнадцать страниц из которой были найдены в постели твоей покойной матушки в Рейне, в Акранесе.
— Надеюсь, что этому мошеннику иногда удавалось красть что-нибудь поценнее,— сказал Йоун Хреггвидссон.— Моя мать не могла этими кожаными тряпками даже залатать мою куртку.
— Мой учитель предложил Поуну Мартейнссону уплатить за книгу золотом, равным ее весу, лишь бы он вернул украденное. Он предложил дать ему большое поместье и найти службу в Исландии. Он посылал шпионов следить за вором, когда тот был пьян, чтобы хоть тогда выведать у него что-нибудь о книге. Но все тщетно.
— Гм,— проговорил Йоун Хреггвидссон,— я подумал, что, может быть, смогу заработать себе кусок хлеба, став вором здесь, в Копенгагене...
Ученый из Гриндавика несколько раз, подобно рыбе, открывал рот, но не произносил ни слова.
— ...раз таким людям предлагают золото, службу, поместье, да еще дают им водки,— продолжал Йоун Хреггвидссон.
— Тот, кто продался сатане, конечно, может быть удачливым вором, пока не настанет день, когда трубный глас пробудит людей,— сказал ученый.— Почему никто не может застать Йоуна Мартейнссона врасплох в постели? Потому он носит штаны мертвеца.
— Ай, ай, бедняга, не мне плохо говорить о нем, хотя он и стащил с меня казенные сапоги, ведь он помог вызволить меня из Синей Башни. И в Исландии говорят, будто ему удалось добиться, что бедняга Магнус из Брайдратунги, против которого ополчились и бог и люди, был признан невиновным.
— А я говорю, что он утопил его в канале в тот же вечер, как добился признания его невиновности,— сказал Гриндвикинг.— Человек, которого спасет Йоун Мартейнссон, погибнет.
— Но мне помнится, что ваша ученость не брезговала ходить с ним в погребок,— напомнил Йоун Хреггвидссон.
— Хорошо, хорошо,— сказал ученый из Гриндавика и проделал все свои штуки по порядку: фыркнул, зевнул, потер нос с обеих сторон, остановился, почесал правую икру левой ногой и наоборот — левую правой.
— Я хочу на минутку зайти в церковь святого Николая и помолиться,— сказал он.— Подожди меня здесь и постарайся думать о чем-нибудь хорошем.
Вскоре ученый вышел из церкви и на паперти надел шляпу.
— Ты говоришь, что в Исландии видели в воздухе людей? — спросил он.
— Да, и даже птиц,— ответил Йоун Хреггвидссон.
— Птиц? В воздухе? — повторил ученый.— Это странно. Sine dubio *, с железными когтями. Это я должен записать. По
Без сомнения (лат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135