Йоун Хреггвидссон слушал, разинув рот, а адъютант продолжал:
— Мой господин прочел в ученых книгах, что исландцы, primo, нечисты на руку; secundo, лживы; tertio, хвастливы; quarto, вшивы; quinto, пьяницы, sexto, развратники, septimo, трусы, непригодные к военной службе.
Все это адъютант произносил с каменным лицом, а полковник продолжал скалить зубы, не отводя глаз от Йоуна.
— Это верно? — спросил адъютант.
Йоун Хреггвидссон сглотнул слюну, чтобы смочить пересохшую глотку. Адъютант повысил голос и повторил:
— Верно это?
Йоун выпрямился и ответил:
— В моем предке Гуннаре из Хлидаренди было двенадцать локтей росту.
Полковник что-то сказал адъютанту, после чего тот громко произнес:
— Мой полковник говорит, что если солдат, принесший присягу, лжет, он заслуживает колесования.
— Двенадцать локтей,— повторил Йоун.— Я от своих слов не отказываюсь. И жил он триста лет. На лбу он носил золотой обруч, а такого певучего копья не было ни у кого на всем севере. А наши девы, юные и стройные, приходят по ночам, чтобы снять с мужчин оковы. Их зовут златокудрыми, и говорят, что они похожи на аульвов.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В Копенгагене, у дверей богатого дома, остановился солдат в почти новом мундире, опоясанный ремнем, в ботфортах, в черной треуголке, но без оружия. Постояв несколько минут, он начал нерешительно прохаживаться перед входом. Потом огляделся и медленно поднялся по лестнице. На верхней ступеньке он остановился. Слегка согнув ноги в коленях, закинув голову и сжав кулаки, разглядывал он высокий фронтон. На двери висело металлическое кольцо, к нему был прикреплен дверной молоток, под которым помещалась маленькая наковальня. Когда тянули за кольцо, молоточек сильно ударял по наковальне и производил резкий звук, слышный во всем доме. Но солдат не умел пользоваться этим приспособлением и потому постучал кулаком. Убедившись, что никто не подходит, он заколотил сильнее, но снова без всякого успеха. Наконец солдат пришел в ярость и начал бешено молотить кулаками дубовую дверь.
Вдруг она распахнулась, и на пороге появилась похожая на карлицу горбатая женщина с выдающейся нижней челюстью. Подбородок ее упирался в грудь, руки были худые и непомерно длинные. Она зло взгляпула на солдата. Он поздоровался с ней по-голландски. В ответ женщина обозвала его черным дьяволом и велела убираться подобру-поздорову.
— Арнэус дома? — спросил он.
Женщина на миг остолбенела, услышав, что какой-то солдат смеет произносить имя такого человека, да еще в его собственном доме. Немного опомнившись, она заговорила с солдатом на нижненемецком наречии, и ему показалось, что она и на этом языке обзывает его черным дьяволом. Она собиралась было захлопнуть дверь у него перед носом, но он подставил ногу. С минуту она тянула дверь к себе, но вскоре поняла, что сила не на ее стороне, и исчезла в доме. Солдат убрал ногу. Однако у него не хватило духу последовать за женщиной. Так прошло некоторое время.
В доме было тихо, и солдат не двигался с места. Наконец он услышал негромкий разговор за дверью. Сначала он увидел чей-то глаз, потом тонкий нос и расслышал, как кто-то прошипел по-исландски: — Что это здесь происходит?
Солдат сперва даже не понял, что к нему обращаются по-исландски, и сказал по-датски:
— Добрый день.
— Что случилось? — переспросил тот же голос.
— Да ничего,— ответил солдат на этот раз уже по-исландски. Дверь сразу отворилась. На пороге стоял рыжеватый исландец
с длинным лицом, прядями жидких волос на голове и глупыми бараньими глазами. Ресницы у него были белесые, а брови совсем редкие. Его била мелкая дрожь. Кафтан его был на рукавах изрядно потерт. Человек этот явно не годился для того, чтобы служить у столь высокопоставленного господина, хотя повадки у него были не как у простых людей. Он сопел, чихал, мигал глазами, тряс головой, словно желая отогнать надоедливую муху, и все время тер нос указательным пальцем, а потом стал вдруг почесывать одной ногой другую. Трудно было понять, сколько ему лет.
— Ты кто такой? — спросил исландец.
— Меня зовут Йоун Хреггвидссон. Я из Рейна, что в Акране-се,— ответил солдат.
— Привет, Йоун,— сказал исландец, подавая ему руку.-^ Подумать только, ты позволил завербовать себя в солдаты!
— Я долго странствовал, и они забрали меня в Глюкштадте, в Голынтинии.
— Да, они здорово охотятся за бродягами. Уж лучше оставаться в Акранесе. Ну, ладно. Кстати, ты не родич Йоуна Мар-тейнссона?
Йоун Хреггвидссон покачал головой. Такого человека он не знал. Зато, сказал он, у него важное поручение к Арнасу Арнэусу.
— Ах, так ты не знаешь Йоуна Мартейнссона? Это хорошо. А сам ты родом из Скаги. Ну, что нового в Акранесе?
— Да ничего особенного.
— Кто-нибудь видел вещие сны?
— Сколько я помню, нет. Я знаю, что лишь дети видят то, что произойдет завтра. А у баб перед переменой ветра ноют кости. А ты кто будешь?
— Йоун Гудмундссон из Гриндавика, по прозвищу Гринвицен-зис. Меня считают doctus in veteri lingua septentrionalil. Но главная моя слабость — это scientia mirabilium rerum2. Ну, да ладно, как я уже сказал. Ты случайно не привез нам чего-нибудь новенького? Неужели ты ничего не заметил особенного и ничего не слыхал о диковинных существах, обитающих на берегу Вальфьярдара?
1 Знатоком древнего северного языка (лат.).
2 Наука о чудесах (лат.).
— Вроде нет. Зато в Акранесе иной раз можно видеть морских чудищ, порою очень страшных. Ну, это, правда, не новость, даже если людям приходится вступать в единоборство с ними. Кстати, раз уж разговор зашел о чудищах, то здесь, в этих дверях, я видел пугало. Помесь тролля с карлицей, хоть и в образе женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135