— Могу, могу.
— Ты, видимо, забыл, в чем самое сложное? Возможно, этот Поль вполне приличный молодой человек. Наверно, так и есть. Но генерал Метьюн всегда считал крайне нежелательными браки между французами и англичанами. У него у самого были хорошие друзья французы. Он, кстати, их очень любил. Но всегда говорил, что сами французы возражают против смешанных браков еще решительнее, чем он.
— Ну и что?— спросил Ярдли.
— Это только одна сторона. К тому же этот Поль совершенно не подходит Хетер. Работал в гаражах, был профессиональным хоккеистом. Только вообрази! И потом, он ведь плавал простым матросом!
— Я тоже. Дженит покраснела.
— Тогда было совсем другое время. Этот молодой человек за всю свою жизнь не имел настоящей работы. Ему двадцать девять или тридцать, а может, и больше, точно не помню. Он и сейчас без работы. Интересно, что сказал бы Хантли Макквин о человеке такого возраста, не имеющем приличного места!
Ярдли сжал ручки кресла. Он не терпел, когда люди злились, возмущался собой, если давал волю гневу. Вспылить сейчас было для него просто опасно. Сделав над собой огромное усилие, он сказал:
— Какое право имеет Макквин попрекать человека тем, что у него нет работы? Все равно что украсть мо-
1 Осада Бадахоса — осада в период общеевропейской войны за Испанское наследство (1701—1714).
локо у котенка и обвинить кошку в том, что он голоден.
— Ну пожалуйста, отец, я не выношу, когда ты рассуждаешь, как эти друзья Хетер — социалисты.
— А тогда не приплетай сюда Макквина. Он за всю жизнь ни разу никому не помог. Но Дженит стояла на своем.
— Ты забыл одну вещь, отец, а я, как мать Хетер, не могу этого забыть.
— Чего еще?
—- Поль, несомненно, католик.
— Ага,— сказал Ярдли,— вот, значит, в чем все дело.
— Да, дело в этом, и даже ты должен согласиться, что это обстоятельство решающее.
— Знаешь, а по мне, пусть он будет хоть буддист. Я когда-то на Востоке знал парня, уж какой был истовый методист, а женился на буддистке, красотка была, слов нет, а фигура такая, что все англичанки в Шанхае возненавидели ее люто. Три года эта парочка прожила в Китае, он нашел себе методистскую часовню, а она, по-моему, в свой храм ходила. Жили душа в душу, пока ему не пришла пора ехать домой. И тогда он просто бросил ее, то ли развелся, то ли позабыл о ней, а только когда я видел его в последний раз, он жил с какой-то старухой, физиономия у нее была поросячья, глазки маленькие, красные, а нос как у хорька, все время она что-то вынюхивала.
— Отец!
— Ладно, ладно.
— Этот брак немыслим с любой точки зрения. Но предположим, случится худшее. Каково будет Хетер, если ее дети станут католиками? Ведь католики всегда требуют, чтобы дети исповедовали их веру, сам знаешь. Когда дело касается детей, их ничем не убедишь.
Глаза Ярдли сверкнули, но он взял себя в руки.
— Послушай, Дженит, самая большая несправедливость, которую мы творим у нас в стране, это возня с религиозными вопросами. Да каких только религий не навязывали этому мальчику! Он и католиком был, и протестантом, и снова католиком, его перекидывали из религии в религию, как мячик, будто в футбол играли. Кто он сейчас, не знаю, никогда не спрашивал, но понимаю, что у него какая-то своя вера, и если Хетер захочет узнать, в какую он ходит церковь, так пусть сама спросит его об этом. Не мое это дело и не твое лезть сюда. Все равно что допытываться, как муж с женой проводят время в постели. Дженит передернуло.
— Неужели обязательно прибегать к таким сравнениям?— И она быстро добавила:— Все католики умирают со свечкой в руках. Помню, генерал Метьюн это часто повторял.— Дженит встала.— Вот что, отец, моя дочь просто не может стать женой этого человека.
Вдруг Ярдли почувствовал смертельную усталость. Он пытался справиться с гнетущей слабостью, но ничего не получалось. Видать, очень уж его на этот раз прихватило. А через два часа надо спуститься с третьего этажа и дойти до гостиницы, где будет обед. И он должен сберечь силы, ведь на обед придет Поль. Мальчику предстоит встретиться лицом к лицу с Дженит. Ярдли надо быть в форме, чтобы помочь ему. Поддаться слабости сейчас — значит выйти из строя до завтрашнего дня.
Дженит, видимо, не замечала его самочувствия, потому что продолжала излагать свои обиды:
— Если бы только Хетер поменьше бунтовала! В голове у Ярдли что-то щелкнуло. Он подался
вперед, покраснев от гнева.
— Как ты можешь так говорить! Дженит смотрела на него с недоумением.
— Хетер — человек! Она хочет найти себя, а ты этим возмущаешься!
— Но ведь я ее мать. Не забывай, отец, я о многом должна думать.
— Да думай ты, о чем хочешь! Как, по-твоему, могут относиться к нам молодые люди, такие, как Поль и Хетер? Ты, видать, считаешь, они должны нас уважать? Всю жизнь мы подминаем их под себя. Мы до того довели дела в стране, что парням вроде Поля уже восемь лет приходится скитаться, как бродягам, из одного конца страны в другой, искать работу. А ты говоришь, молодые бунтуют! Вот что я скажу тебе, Дженит: первое, что слышит у нас в Канаде ребенок, это слово с<нет». А первая фраза, которую ему говорят: «Будь осторожен!» Одному богу известно, как так получилось, ведь когда я рос, этого не было. Ты и твои приятели, да вы с ума сходите, если девушка с парнем переспят до свадьбы! А что еще двадцать миллионов могут погибнуть из-за того, что наше поколение пустило все под откос, это вы непорядочным, видать, не считаете? Подожди, педожди, по тому, как дела разворачиваются, ясно видно: будет такой взрыв, только держись! Людям обрыдло все время слышать «нет»! Так что, Дженит, не г&ттри мне про бунтарство, я не могу это слышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162