Рядом с плитой стоял огромный медный котел, и все вокруг сияло чистотой. На одной из стен в узкой рамке висело изображение Христа. На полке кухонного шкафа были расставлены изящные, вырезанные из дерева фигурки святых, а сверху шкаф украшали разноцветные кувшины для молока.
Мадам Рошло была высокая женщина с темными, гладко зачесанными волосами и крупными нормандскими чертами лица. Двигалась она степенно, с достоинством. Она накормила Поля и Хетер прекрасным обедом, состоявшим из овощного супа и свежего отварного лосося, и пока они ели, вела с ними беседу. После обеда она предложила распить с ней графинчик вина — превосходного легкого кларета. Ее муж — речной лоцман, и пока Св. Лаврентий свободен ото льда, он дома почти не бывает. У них восемь детей: старший — священник, а второй плавает на одном из судов, принадлежащих Канадской Тихоокеанской железно
нодорожной компании, выслуживается сейчас на помощника капитана. Он-то и привез из последнего рейса два ящика кларета, их судно как раз заходило тогда в Гавр. Когда мадам Рошло говорила о сыне, чувствовалось, что она им гордится. Голос у нее был тихий, она была сметлива, очень наблюдательна и смеялась украдкой, как будто считала смех слишком большой роскошью. В разговоре выяснилось, что хозяйке хочется узнать у Поля, будет ли, по его мнению, война. Поль ответил неопределенно, и она, сурово взглянув на него, покачала головой.
— Если начнется война, сын пойдет в военный флот,— сказала она.
— Значит, ваш сын считает, что война будет?
— Он ведь в Европу плавает,— мадам Рошло пожала плечами.— У меня сын образованный. Он все примечает.
— А многие из здешних мест моряки?— спросил Поль.
— В семье мужа всегда кто-нибудь да плавает,— ответила мадам Рошло.— Его брат погиб в море в прошлую войну. Ну а вы, месье, вы ведь тоже пойдете во флот, если война начнется?
Хетер быстро взглянула на Поля, поворот разговора озадачил ее.
— Придет время, будет видно, мадам. Но, если так случится, наверно, пойду.
— Сын считает, война будет.
— Может, ее не допустят.
— Раз люди в бога не верят, все могут допустить.
— Здесь у вас и другие считают, что война будет?
— Они об этом не думают. У меня одной сын плавает в Европе, так что я — особая статья.
Хозяйка встала, взяла лампу и повела Поля и Хетер наверх, в отведенную им комнату.
— Вам с мадам будет здесь удобно,— сказала она.— Когда муж бывает дома, это наша комната.
Мадам Рошло церемонно пожелала им спокойной ночи и вышла, затворив за собой тяжелую дверь. Когда они остались одни, Хетер сказала:
— Какая красавица!
Поль подошел к камину и присел перед ним на корточки. Он глядел на пылающие ярким пламенем
яоп
дрова, выброшенные морем, и Хетер увидела, что уголки его рта дрогнули в улыбке.
— И с уважением относится к фактам,— сказал он.
— Совсем как ты,— добавила Хетер.
— Вот уж нет! Если бы к нам вторглись немцы и стояли в десяти милях отсюда, она бы все равно пошла копать картошку, когда положено.
— А ты как бы поступил? Поль не ответил.
— Интересно, в Квебеке много таких, как мадам Рошло?
— Хватает пока, иначе мой брат Мариус не подвизался бы до сих пор в политиках-неудачниках.
Хетер опустилась возле Поля на коврик и тоже устремила взгляд на огонь. Она почувствовала, как Поль сжал ее руку.
— Ты все еще француз, правда, Поль? Поль тихо рассмеялся.
— Уж конечно, стану французом, если застряну тут надолго.
— А тебе хотелось бы тут застрять?
— Ты прекрасно знаешь, хочу я чего-нибудь или не хочу, это значения не имеет. Но, конечно, здесь для меня оживает прошлое. Я вспоминаю, как был мальчишкой в Сен-Марке. Такие вот местечки — это и есть Квебек. Возможно, люди в них слишком просты. Возможно, даже суеверны. Зато здесь-то и встречаются такие, как мадам Рошло. Что у нас в городах? Индустриальная революция, запоздавшая лет этак на пятьдесят. Если начнется война...— Он помолчал, но тут же быстро добавил:— Кто знает, наши города могут оказаться настоящими бочками с порохом. Даже думать не хочется, что там может натворить Мариус, если начнет махать зажженными спичками.
— Поль, а почему Мариус тебя не любит? Поль снова рассмеялся.
— Потому что я — наполовину англичанин и, значит, нечист. Потому что он знает — во мне подают голос обе национальности. А для Мариуса чистота расы прежде всего. Наверно, именно поэтому он не желает говорить по-английски. Ведь если оба языка для тебя родные, то невольно и думать начинаешь иначе.
— Скажи, а принадлежать к двум национальностям сразу интересно?
— Понимаешь ли, разделять предрассудки каждой из них невозможно, вот и попадаешь иногда в неловкое положение.
— Тебя и сейчас это беспокоит, как раньше? Поль покачал головой.
— Я слишком долго здесь не жил,— сказал он, глядя в огонь.— По-моему, вообще патриотизм не что иное, как воспоминания детства. А детство всегда чудесно. Нечего удивляться, что политики воспользовались этим чувством и всячески его обыгрывают.
Поль задумался и с минуту молчал; в камине громко трещали дрова, стекла в окнах дрожали под напором ветра. Он встал и выглянул наружу. Кап-Ша, обдуваемый штормовым ветром, тонул в темноте, не видно было ни зги. Вернувшись к огню, Поль снова опустился на корточки.
— Понимаешь, с уверенностью можно сказать только одно. В Канаде, наверно, одного общего патриотизма никогда не будет. Уж очень решительно каждая из наций не приемлет древних богов другой. Так что вряд ли кто-нибудь из канадских политиков сможет уподобиться Гитлеру; если такой и появится, то только в одной части страны. Но случись война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162