Это он обратился в дискуссионный клуб университета с просьбой прислать выступающего на митинг против всеобщей воинской повинности. Маршан действовал по наитию, сначала предполагалось залучить сюда Анри Бурасса 1 — известного вожака националистов, но Бу-расса был занят. Случайное решение пригласить кого-нибудь из студентов обернулось неожиданной удачей. Маршан улыбнулся. Каков студент! Кто мог подумать, что он окажется сыном Атанаса Таллара!
А Мариус продолжал с жаром:
— Здесь, в Квебеке,— звучал его голос,— на берегах нашей великой реки, мы, франко-канадцы, у себя дома. Мы об этом уже говорили. Мы будете об этом говорить. Мы будем повторять это, повторять без устали, и тогда, может быть, англичане поймут нас! Здесь наш дом, наша вера. Нам много не надо. Мы просим одного — оставьте нас в покое. Когда мы говорим: «Долой мобилизацию!», мы не хотим сказать, что боимся воевать. Мы хотим сказать: «Долой тиранию и вмешательство иностранцев!» Мы хотим...
Маршан наизусть знал, что скажет Мариус дальше. Он и сам уже выступил на этом митинге. Для него здешнее собрание было всего лишь маленьким сборищем в грязном зале на окраине Монреаля. Сотни подобных митингов прокатились по провинции в тысяча девятьсот семнадцатом и в тысяча девятьсот восемнадцатом годах, все они созывались в знак протеста против закона о всеобщей мобилизации, который английские провинции навязывали Квебеку. Если бы сегодня смог выступить Бурасса, митинг стал бы событием, ведь Бурасса — великолепный оратор и служит символом движения. А без него сборище ничем не отличалось от обычной сходки, и речи, которые здесь произносились, призваны были служить обезболивающим, то есть заглушать горечь, снедающую франкоканадцев оттого, что они — национальное меньшинство в собственной стране, оттого, что они словно стянуты смирительной рубашкой, так как с востока и с запада на них оказывают нажим восемь англоязычных провинций, а с юга — Соединенные Штаты, и оттого еще,
1 Бурасса Анри (1868—1952) — политик, журналист, выразитель интересов франко-канадцев, ярый противник призыва франко-канадцев в армию Великобритании.
что теперь, когда весь мир сошел с ума, они, франкоканадцы, почти беззащитны перед лицом чуждых им людей, которые, именуя себя их соотечественниками, не понимают и не желают понять особое достоинство французской нации.
Все это Маршан прекрасно сознавал и не сомневался, что толку от этого митинга будет мало. Он просто послужит отдушиной, не более. Но будучи политиком, Маршан неизменно участвовал в таких сборищах, иба знал, что после войны об этом не забудут, что он останется в памяти как человек, в трудные времена боровшийся за права своего народа.
Когда Мариус кончил говорить, слушатели встали и разразились криками одобрения. Мариус медленно спустился со сцены и пошел по проходу к дверям, а толпа поздравляла и приветствовала его. На лице Мариуса вспыхивала сдержанная улыбка. Несколько часов назад он был никем. Теперь, когда он убедился, что может произносить речи, перед ним замаячило великое будущее.
У двери его догнал Маршан. Взяв Мариуса за руку, он потянул его за собой в тесную боковую комнатку, а войдя в нее, остановился и вытер лысину платком.
— Боже! — пробормотал он.— До чего же разит потом от этих доходяг, которые сюда набились.— Он улыбнулся Мариусу, показав в улыбке два золотых зуба.— Ничего, приятель. Только те, кто потеет, чего-нибудь да стоят.
Он повернулся к открытой двери и помахал кому-то из знакомых. Мариус, все еще ничего не видя перед собой, произнес:
— Во всяком случае, таких людей стоит спасать. За его спиной резко раздалось по-английски:
— От чего спасать, братец?
Мариус порывисто обернулся и увидел костлявое худое лицо под солдатской фуражкой. Солдат прислонился к дверному косяку и ухмылялся. Мариус открыл было рот, но слова вдруг спутались и застряли у него в горле.
—- Да ладно,— сказал солдат без всякого выражения,— ты уже и так много чего наговорил,— он повернулся на каблуках и вышел.
Мариус деланно засмеялся и посмотрел в спину Маршану. Тот был занят разговором с кем-то, вошедшим через другую дверь, и не слышал солдата. А в общем, не все ли равно, что сказал какой-то англичанин? Мариус ждал, когда Маршан обернется, надеясь услышать от него похвалы, но Маршан не торопился. В открытые двери вестибюля видны были фонари на улице и доносился шум трамвая, заворачивающего на улицу Сен-Дени.
У выхода Мариуса поджидала Эмили, державшая на руке его пальто. Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Лицо ее все еще было исполнено благоговения. Мариус понимал, что Эмили обыкновенная простушка, но, видя, какие чувства он в ней пробуждает, он загорался и сам.
Маршан кончил беседовать и повернулся к Мариу-су, пиджак его был расстегнут, большие пальцы засунуты в карманы жилета.
— Значит, вы — сын Атанаса Таллара? Мариус кивнул и неохотно выдавил:
— Да.
— Сколько же вам лет?
— На этой неделе исполнится двадцать один. Тонкие губы Маршана раздвинулись до самых десен, обнажив золотые зубы.
— Ну что, университетский семестр близится к концу?
— Да, ас осени начну заниматься правоведением.
— Вы хотите сказать, надеетесь начать?— Солидное брюшко Маршана заколыхалось от смеха.— Ну что ж, молодой человек, выступили вы очень неплохо. Жаль, что ваш отец вас не слышал.
Продолжая говорить, Маршан наблюдал, как расширяются от возбуждения зрачки Мариуса, и пытался понять, насколько полезным может оказаться для него этот юнец. Каждый год из классических колледжей выходят сотни молодых людей, не пригодных ни на что, способных только произносить речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162