Здесь передовая гласила: «Последнее выступление мистера Таллара, который в прошлом производил впечатление прогрессивного франко-канадца, явило собой жалкий образец увиливаний, к которым постоянный нажим провинции Квебек принуждает даже лучших своих представителей в парламенте. Вчерашняя речь мистера Таллара не может не порадовать те сектантствующие элементы, которые...»
Атанас швырнул обе газеты на пол. К чему политике здравомыслие и проницательность? Газеты, как малые дети, делятся на враждующие лагери, будто готовятся к драке. Кризис в военных действиях не сплотил их, а только ожесточил.
Атанас оглядел ряды красных плюшевых кресел — повсюду виднелись лысины политических дельцов и бизнесменов. Только один из пассажиров был в военной форме, майор, служивший в канцелярии военного округа в Монреале. Но, несмотря на блестящие пуговицы и начищенные сапоги, на солдата он походил мало. Обыкновенный подрядчик в военном мундире, болтает с соседом-политиком и чувствует себя при этом совершенно в своей тарелке. До Атанаса доносились обрывки беседы:
— Вся беда в том, что в Квебеке нам не удалось сделать войне рекламу.
— Разве войну можно рекламировать?
— Рекламировать можно все.
Атанас заметил, что плечи майора как бы привычно сутулятся. Даже три года службы в армии не отучили его от манеры склоняться к собеседнику, чтобы придать разговору доверительный характер.
— Загвоздка с Квебеком в том,— продолжал майор,— что здесь нужен человек, искренне симпатизирующий франко-канадцам. А что делает правительство? Шлет сюда, к нам в Монреаль, торонтских оранжистов *, чтобы помогали мобилизации. А в Квебеке оранжист и на выгодную работу никого не заманит, не то что в армию. Так мне вот бы чего хотелось...
Тебе хотелось бы, подумал Атанас, продвинуться по службе и получать побольше денег. Он закрыл глаза, пытаясь заснуть. Чтобы успокоиться, он стал думать о Сен-Марке. Уже идет первая неделя мая. Земля наверняка почти просохла. Вероятно, Бланшар с понедельника начнет сев. Атанас откинул голову на спинку кресла, прикрытую белой салфеткой. Он походил на усталого орла. Выглядел старым и очень величественным. Пышные усы на орехово-смуглых щеках казались иссиня-белыми.
Атанас старался заснуть, но из тайников сознания вырывались непрошеные мысли и затягивали его в свой водоворот. Он пробовал отмахнуться от них, но напрасно. В какой-то момент, думал он, в человеке разом начинают бурлить все родники, питающие его натуру, и горе ему, если он не сможет загнать их в русло. Что ж, ясно по крайней мере одно — его политическая карьера потерпела неудачу. Позиция, занятая им по отношению к войне, не принесла никому ничего хорошего. Он только лишил себя прежней возможности радоваться жизни и работе.
Атанас вспомнил, как раньше все доставляло ему удовольствие, он любил поесть, а иногда даже выпить лишнего, и всегда это обставлялось весело, остроумно, с блеском. Случалось, они с Кэтлин ездили на скачки, а иногда отправлялись в город, чтобы побывать в театре. А до знакомства с Кэтлин он много лет увлекался хоккеем. Когда-то даже содержал на паях профессиональный хоккейный клуб и три сезона наблюдал каж-
1 Оранжисты — общество, организованное в Канаде в 1830 г. по примеру английского ордена оранжистов. Главная цель канадских оранжистов —- защита протестантской церкви и единства Британской Империи.
? дую игру со скамьи для игроков, был накоротке со всеми членами команды и звал их по именам.
Хорошие это были дни, пока война все не испортила. Ему нравился французский стиль хоккея — невысокие нападающие, ловко орудующие клюшками, и массивные, как пивные бочки, защитники. Каждый год клуб пополнялся новыми игроками из маленьких городов, и перед началом сезона Таллар и менеджер с тренером и членами команды рассаживались в меховых пальто на пустом катке, где все окна были настежь, чтобы вода скорей замерзла, и одного за другим просматривали новичков. Эти новички уже давно стали ветеранами и бросили хоккей. Атанас вспомнил, какое веселье царило в раздевалках, когда спортивный сезон заканчивался. Пивоваренный завод присылал бочонки пива, его распивали все вместе, и нигде пиво не было таким вкусным, как здесь — в душной комнате, пропитанной запахом пота и растирок. Хоккеисты смеялись и дурачились, а потом все разваливались на скамейках и начиналась похвальба. Как прекрасен был мир, когда хоккей казался самой важной из проблем!
— Хелло, Таллар!
Атанас открыл глаза и увидел, что над ним склонилось пухлое лицо Хантли Макквина. Атанас снял пенсне, придавил пальцами веки, осторожно погладил их, чтобы глаза скорей раскрылись, потом снова водрузил пенсне на переносицу и выпрямился. Макквин опустился в свободное соседнее кресло, широко расставил ноги, его двойной подбородок уперся в высокий крахмальный воротник.
— Ну, что слышно в Сен-Марке? Как поживает капитан Ярдли?
— Надеюсь, все в порядке,— ответил Атанас. Макквин устремил взгляд в окно, изучая фермы
нижней части Оттавской долины, по которой шел поезд. Река ярко блестела под солнцем, а слева громоздились горы Гатино. Немного погодя Макквин обернулся и сказал, холодно улыбаясь:
— Ваш сын выступил недавно с отличной речью. Атанас посмотрел на него с недоумением:
— С речью?
— А вы не знали? Я думал, вы читали в газетах. Две недели тому назад, может быть, меньше. В Монреале.
Атанас покачал головой.
— Нет, я ничего не знал. Так где же? В университете? Он, кажется, член дискуссионного клуба.
Макквин отмахнулся пухлой рукой.
— Да нет, это было одно из тех сборищ против мобилизации, которые любит устраивать Маршан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162