Все, с кем он сегодня поднимался в лифте, люди столь благоразумные, что даже их жены не знают, о чем они думают, чем занимаются, что намерены предпринять. А сэр Руперт Айронс осторожней всех, он вообще не обзавелся женой. Все эти люди, без исключения, принадлежат к пресвитерианской церкви, регулярно посещают богослужения, а про Айронса даже говорят, что он искренне верит в предопределение Господне.
Лифт остановился, и настал черед Макквина выходить. Его владения занимали половину верхнего этажа в здании, где размещались банки. У Макквина была довольно просторная приемная, а за ней с полдюжины небольших комнат, в которых трудились
1 Канадская конфедерация, получившая статус доминиона, была образована в 1867 г.
тщательно подобранные служащие. Личный кабинет Макквина находился в дальнем конце, и, чтобы попасть в него, нужно было пройти через комнату секретарши.
На круглом лице Макквина блуждала рассеянная улыбка, когда он кивал машинисткам и девице у коммутатора. Он всегда проходил к себе через большую комнату, хотя мог войти в кабинет прямо из холла, через дверь, ключ от которой хранился только у него. На пути Макквин никогда не задерживался. Секретарша приветливо подняла голову, когда он открыл дверь в ее комнату.
— Доброе утро, мистер Макквин!
— Доброе утро, мисс Дрю.
— Сегодня прекрасная погода.
-— Да,— согласился Макквин,— день, кажется, будет хороший.
Он одарил секретаршу холодной улыбкой и прошел в кабинет, где снял пальто и шляпу, аккуратно повесил их в стенной шкаф, поправил галстук, одернул сзади пиджак и остановился перед окном, как делал каждое утро, прежде чем взяться за работу. Кабинет Макквина выходил на одну из самых впечатляющих панорам в мире. Окна смотрели прямо на монреальский порт, а дальше глазам открывалась равнина, и уже за границей с Америкой виднелись гЪры. Вокруг южной оконечности острова, на котором расположился Монреаль, величаво изгибалась река Св. Лаврентия, шириной не меньше мили. Все, что находилось прямо под окнами Макквина, было связано с портом, но сейчас кораблей в доках стояло мало. С тех пор, как началась война, большинство океанских судов уходило в составе конвоев из Галифакса. Те немногие, что оставались в порту, были выкрашены в серый цвет, цвет Северной Атлантики, пушки зачехлены брезентом, стволы повернуты в сторону кормы.
Макквин каждый раз заново испытывал удовольствие от возможности обозревать все это. Он чувствовал, что утвердился в самом центре страны, здесь сходятся железные дороги, корабли и люди, здесь — центр равновесия системы, которая правит финансами всей Канады. Конечно, улица Сент-Джеймс никоим образом не может тягаться с могущественной Уолл-Стрит и с лондонским Сити, но, учитывая, как невелико население Канады, она, по мнению Макквина, заслуживает чрезвычайно высокого признания. Улица Сент-Джеймс отличается большой цепкостью. Здесь умеют держать язык за зубами, брать наличными и ссужать деньги в кредит. Здесь никого не гложут сомнения. К тому же здешние дельцы имеют явное преимущество перед англичанами и американцами, так как всегда могут отвлечь внимание от себя, натравив тех друг на друга. Американцы слишком болтливы, а англичане имеют глупость их недооценивать. Макквин улыбнулся. Канадцам это выгодно вдвойне. Сэр Руперт Айронс уже пустил по миру не одного известного на весь свет американского магната.
Макквин отвернулся от окна и, прежде чем погрузиться в работу, обвел глазами комнату. Рядом с ним на массивной деревянной подставке стоял огромный глобус. За спиной Макквина над письменным столом раскинулась до потолка рельефная карта Канады, в разных местах в нее были воткнуты булавки с цветными головками, указывающие, где сосредоточены предприятия и интересы хозяина кабинета. Пол был устлан восточным ковром. На стене против стола висел написанный маслом портрет матери Макквина, под которым стояла ваза со свежими цветами.
На улице Сент-Джеймс считали обстановку в кабинете Макквина несколько романтичной, кое-кто находил его кабинет даже эксцентричным. Доступ сюда имели немногие, а те, кто имел, распространяли потом преувеличенные слухи о царящей здесь роскоши. Но это ничуть не умеряло почтительности, с какой все относились к Макквину, ведь он умел молчать о важных вещах, но зато непринужденно беседовал на банальные темы и был необыкновенно удачлив.
Макквин пересек комнату, подошел к портрету матери, и выражение его лица изменилось. Каждое утро секретарша мисс Дрю ставила к портрету с десяток только что срезанных цветов в небольшой хрустальной вазе, и каждый раз Макквин находил нужным расположить цветы по-своему. Вот и сейчас он потратил некоторое время, переставляя нарциссы, пока не убедился, что каждый цветок занял подобающее место. Макквин поднял глаза на портрет. У его матери было узкое печальное лицо с твердо сжатыми губами, лоб прикрыт челкой, на шее ожерелье в виде ошейника, введенное в моду королевой Александрой Лицо было по-шотландски сурово и по-шотландски скорбно, как будто его обладательнице согревали душу только грустные мысли. При посторонних Макквин никогда не обращал на портрет даже мимолетного взгляда, но если ему предстояло принять важное решение, он никого к себе не пускал и, оставшись наедине с портретом, долго всматривался в него, пока не начинал чувствовать, будто мать молча советует ему, как поступить. Эту свою тайну Макквин охранял тщательнее прочих.
Наконец Макквин повернулся к столу, и выражение его лица снова переменилось. Голубизна широко расставленных умных глаз на круглом, как луна, лице стала непроницаемой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162