— Мать меня понимает, она никогда не ставила мне палки в колеса,— заверил он.— Я всегда говорил ей правду и завтра все ей расскажу.
— Тогда мне лучше пойти с тобой и объяснить ей, как все произошло,— пообещал старик и в эту минуту говорил искренне, но уже в следующую понял, что лжет, обозлился на себя и вздрогнул от боли, оттого что захотел было подняться.— Как я уже говорил,— добавил он немного спустя с большим самообладанием,— я так или иначе собирался обойти всех, чтобы навести порядок там, где наломал дров, что-то запорол или где неправильно взялся за дело, такого немало наберется. Или ты воображаешь, будто ты все сделаешь и осуществишь, что задумал?
Подобного вопроса еще никто парню не задавал. Хоть у него и бывали неприятности, не все у него шло гладко,
как у других ребят его возраста, но недоволен своей судьбой он не был. Школу он закончил, только-только натянув на троечку, и потому лишь после долгих мытарств нашел место ученика. Те, у которых были хорошие отметки, смогли устроиться поближе к дому и выбрать более интересную профессию, а ему пришлось идти в строители, проделывать ежедневно двенадцать километров на мотоцикле, иногда на велосипеде, а то и на автобусе и еще немалый конец шагать пешком.
— Заварил кашу, вот сам и расхлебываю, ясно?— сказал он.— Что случилось, то случилось, и за это я должен быть в ответе, вот и за несчастный случай тоже.
— Прекрати,— резко оборвал его дядя Ганс.— Я говорил о том, что ко многим был несправедлив, и тебе вот доставил неприятности, а ты все переиначиваешь! — Он заметил, каких усилий стоило ему повысить голос, закусил губы и заговорил потише: — Извини, ты не обижайся на меня, ведь я смотрю со своей колокольни и должен быть уверен, что доделаю все касающееся тебя. Ничто не должно тебя мучить, совесть у тебя должна быть совершенно чиста, иначе ты сведешь себя с ума, да и меня сведешь.
Парень энергично закивал, хотя вряд ли даже расслышал последние, сказанные шепотом слова. Испуганно уставился он в лицо старика, на его судорожно сжатый рот, стиснутые кулаки. Ему хотелось вскочить, убежать, позвать сестру, но чувство вины, которое, несмотря ни на какие уверения, не покидало его, удерживало его на месте.
— Может, мне?..— спросил он, еще больше пугаясь, когда не получил ответа и увидел, как часть лица, свободная от повязки, разгладилась, а рука, которую он схватил, но тут же выпустил, сделалась холодной и словно бы безжизненной.
— Ты еще здесь? — вдруг спросил старик и раскрыл глаза.— Ты меня слушал? — И, когда парень снова закивал, добавил: —Ладно, может, я сегодня и завтра еще не соберусь никого обходить, такое всегда откладываешь, пока окончательно не откажут ноги. Но уж одно случится непременно, на это можешь положиться: тех, кто вздумает превращать правду в неправду, белое в черное и внушать тебе, будто ты в чем-то виноват, тех я уж непременно разыщу, доковыляю до них, опираясь на палку, или явлюсь к ним с того света. Ты меня понял?
6
— Но сейчас на очереди нечто более важное,— произнес дядя Ганс после продолжительного молчания и с облегчением вздохнул, потому что чувствовал себя лучше, уже не должен был искать нужные слова и с трудом ворочать онемевшим языком. И голову уже не так давило, он опять различал лицо парня и точно знал, что еще необходимо уладить.
— Итак, ты пойдешь к своей матери и скажешь ей правду и успокоишь ее, это первое. А завтра с утра, как обычно, поедешь на мотоцикле на работу. Сильно он у тебя поврежден?
Сущие пустяки, кое-где вмятины, разбитые мигалки, у парня были дома запасные.
— Это я в два счета исправлю,— уверял он.
Он прислонил мотоцикл к дереву неподалеку от места аварии, беспокоился только о дяде Гансе и до этой минуты не задумывался над тем, что же будет дальше.— В семь часов мне бы следовало быть на работе,— сказал он.— Но я могу позвонить, ведь причина-то уважительная.
— Нет, ты явишься на работу вовремя.— Было всего половина второго ночи, если он сейчас отошлет парня, оставшегося времени ему хватит на то, чтобы поспать.— Там на тумбочке лежит мой бумажник, возьми двадцать марок и поезжай на такси домой,— распорядился дядя Ганс.— Никаких отговорок, бери деньги и отправляйся, успеешь хоть немножко отдохнуть.
Парень в нерешительности поднялся, взял бумажник и, держа его над кроватью, покраснев, вынул десятимарковую бумажку и затем вторую.
— Вот,— сказал он, положил бумажник обратно на тумбочку, не зная, куда девать деньги, так он был смущен этим внезапным унизительным требованием.— Я же не могу уйти,— проговорил он наконец.— Нет, я вас не оставлю одного.
— Чудак-человек, сейчас придет сестра, и я чувствую себя уже лучше,— возразил дядя Ганс. Ему казалось, он сказал парню самое главное, а об остальном он рассчитывал позаботиться сам.— Ты сейчас же отправишься, приведешь мотоцикл в порядок и ляжешь немного соснуть, чтобы завтра утром встать с ясной головой и без кругов под глазами. Кроме того, тебе необходимо отойти от всей этой истории, не то ты в нее упрешься и помешаешься на ней. Возможно, было бы лучше, если бы ты вообще не видел меня здесь в бинтах и в гипсе. А теперь, пожалуйста, ступай!
— Не мог же я просто умотать домой,— возразил парень, покачал головой и не посторонился, когда вошедший врач протиснулся мимо него к кровати.
— Хорошо, далее очень хорошо, похоже, что худшее позади,— сказал он, подтолкнул парня к стулу и, кивнув, улыбнулся ему.— Вам обоим повезло, и тому и другому могло бы не так еще достаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91