..
Довлет восхитился поступком Мейлиса, этот мальчишка и на поводу у жаждущих развлечения взрослых не пошел, и в то же время не дал им права посчитать его трусом, вызывая на поединок противника сильнее себя.
— А что, мой Гулак не из тех, кто станет увиливать,— согласился Гарагоч-Бурдюк.— Только где он?
Внука малопочтенного яшули поблизости не оказалось, но он заметил пробегавшего мимо сына Тангрыназар-бая.
— Эй, Човдур, подойди-ка сюда. Човдур подбежал к взрослым.
— Кого боишься, аллаха или Довлета?
— Аллаха!
— Сможешь дотронуться до Довлета пальцем?
— Еще как смогу! Что для меня этот Довлет? — сощурив глаза, он нагло измерил взглядом противника.
— Вот удалец! — восхитился Байсахат.— Отныне я твой лучший друг, Човдур.
— Ты храбр, наш Човдур,— сказал Гарагоч-Бурдюк.— Иди и дотронься пальцем до сына Сердара.
Довлет хмуро наблюдал, как этот яшули натравливает на него мальчишек, злился, но оставался на месте. Он не был так дерзок, как Атав и Мейлис, чтобы перечить старшим, но и уйти отсюда он не мог. Тогда, думал мальчик, все станут считать его трусом. И дождался того, что против него выставили известного забияку Човдура. Тот вечно ходил запачканный пылью, оттого что часто затевал с другими мальчишками потасовки. Очень пожалел сейчас Довлет, что редко занимался борьбой. Если теперь победит Човдур, то его, Довлета, станут презирать за слабость... «Чего ему надо? — думал Довлет, пока приближался к нему его противник.— Как собачонка, ластится к этому вонючему Бурдюку, ждет, чтоб тот его похвалил...» Довлет вспомнил отца, ушедшего в опасный поход. Отец никогда и никого не боялся. А разве он, Довлет, не его сын? Разве он не сын Сердара, как все его здесь называли?.. Страх оказаться побежденным пропал, в мальчике всколыхнулась решимость. Он вознамерился в схватку с Човдуром вложит все свои силы!..
Противник подходил, выгнув грудь колесом, с насмешкой победителя глядя на Довлета. Схватка началась. Човдур не торопился, был слишком уверен в своей грядущей победе и хотел подольше покрасоваться перед взрослыми. Воспользовавшись этим, поймав мгновение, когда Човдур еще не собрался, не напрягся по-настоящему для борьбы, Довлет резко отступил на шаг и, подставив противнику бедро, швырнул его на землю. Все закричали, раздался громкий смех над поверженным. Туркмены меньше кого бы то ни было умеют щадить самолюбие побежденных.
— Нет, это не по правилам,— стал канючить поднимающийся из пыли Човдур.— Это не в счет. Так не по правилам...
— Эх-хей! Сын Сердара, что ты сделал? — поддержал Човдура Гарагоч-Бурдюк.— Что это у тебя за борьба?
— Зря кипятишься, Гарагоч-ага,— вступился за победителя Санджар-Палван.— Молодец, сын Сердара! Применил иранский прием. У тебя, младшего, был всего один миг для победы над старшим и более сильным противником, но ты этот миг не упустил. Молодец!
Човдур подскочил к Довлету и, хорохорясь, закричал:
— Давай снова бороться! Давай еще раз, если ты не трус... «Лучше оказаться побежденным,— подумал Довлет,— чем дать хоть кому-то право называть меня трусом...
Мальчишки вновь схватились один за другого. Теперь бахвалистый Човдур был осторожен. Пока он напирал, Довлет еще держался. Но вот Човдур внезапно резко дернулся назад, подставил подножку, и Довлет опрокинулся...
Зрители вновь захохотали над побежденным, на этот раз над Довлетом. Гарагоч-Бурдюк, смеясь, хлопал себя по жирным ляжкам. Гулназар-Ножовка смеялся ехидно. Смех Байса-хата был злым... «Как глубоко смех раскрывает души людей! — вдруг сделал для себя открытие Довлет, поднимаясь с земли и отряхиваясь от пыли.— Эти трое, Байсахат, Гулназар-Ножовка и Гарагоч-Бурдюк, ведь я теперь все о них знаю! И никогда ни в чем этим людям теперь не доверюсь...» Как ни странно, но Довлет почти не злился на победившего Човдура.
— Хорошо, Човдур-джан,— похлопал по плечу победителя Байсахат.— Впредь пусть тебя обходит стороной этот заморыш,— кивнул он на Довлета.
«А ведь ни я сам, ни мои близкие этому парню никогда не сделали ничего плохого»,— отметил про себя Довлет.
— Что косишься,— въедливо сказал Гулназар-Ножовка.— Может, хочешь еще разок опрокинуться в пыль?
«И ему я никогда не сделал зла»,— подумал Довлет.
— Пускай только сунется,— стал бахвалиться Човдур.— Я из него еду для шакалов сделаю...
Но долго куражиться ему не довелось. В круг ринулся друг Довлета Сапарак и, не спрося разрешения у старших, ткнул Човдура в грудь пальцем.
— Мододец, Сапарак,— одобрил его поступок Санджар-Палван.— А я думал: найдется ли среди наших мальчишек тот, кто не потерпит выходок хвастуна Човдура?
— Я не хвастун, дядя Санджар,— промямлил Човдур.
— Теперь молчи. Я все видел. И больше не стану обучать тебя борьбе. А ты, сын Сердара, обязательно приходи ко мне учиться. У тебя, мой мальчик, есть задатки настоящего палвана и украшающая палвана скромность. Ты не позволил себе даже улыбнуться, когда в первой схватке опрокинул Човдура...
Слова Санджара-Палвана очень обрадовали Довлета. Он получил приглашение, о котором мечтал любой мальчишка селения. Учиться борьбе у самого Санджара-Палвана, чья слава распространилась далеко за пределы земли туркмен,— это большая удача! И вдруг Довлет припомнил, что совсем недавно он прогнал от себя его старшего брата. «Санджар-Палван сказал, что характером я пошел в тебя,— пожаловался деду Гочмурат.— А таких он борьбе учить не хочет». И Аташир-эфе, как ни странно, не обиделся на слова Санджара-Палвана, а только проворчал, что каждый пускай живет так, как ему хочется...
— Эхей, Човдур, друг мой,— вскричал в этот момент Гарагоч-Бурдюк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133