..
Как ни странно, но некоторое замешательство в ряды нападавших внес не мастерский удар Аташира-эфе, а коварный удар Гочмурата. Послышались выкрики: «Менгли-батыр убит!.. Менгли-батыр!..»
Вдохновленный тем, что ему удалось сразить какого-то вражеского богатыря, Гочмурат второго противника зарубил уже без всяких хитростей, тем более что тот трусливо попытался уклониться от его сабли...
— Щенок превращается в львенка,— прокричал ему Аташир-эфе, скрещивая саблю со своим третьим противником...
А сеча разгоралась во всю мощь. Вскоре нападающие сообразили, что их много больше, чем защитников этого богатого селения, и их натиск удвоился. На глазах у Гочмурата упали с коней сразу два его сверстника. И хотя Гочмурат не водил дружбы с убитыми, их смерть вселила в него гнев, и юный джигит заработал своей саблей еще яростнее. Но его уже заприметили враги, уклоняясь от схваток с мальчишкой-батыром на саблях, они стремились достать его пулями, одна из которых уже обожгла Гочмурату левое плечо...
— Эхей, внук Аташира, тут не то что во время алама-на,— прокричал ему Заман-ага, поражая саблей бородача, вскинувшего пистолет на Гочмурата.
— Спасибо, яшули! В долгу не останусь,— крикнул в ответ Гочмурат и, пришпорив свою Юлдуз, заставил ее сбить грудью коня налетевшего на Заман-агу сзади всадника. Доставая своей саблей спешенного врага, Гочмурат почувствовал, как его захлестнул аркан. Дед готовил его и к такому. Вмиг разжав правую руку, отчего его сабля повисла на темляке, Гочмурат выхватил из-за пояса острый нож и, пока заарканивший его враг не успел еще рвануть на себя, перерезал веревку, полоснув ножом и свою грудь. Запоздалый рывок врага, так как вкладывал он в него все силы, самого его выбросил из седла. Гочмурат услыхал дикий вопль. Это лошадь врага копытом проломила ему грудь...
Вскоре общая схватка расползлась и распалась на множество поединков отдельных бойцов и группок. Невозможно было в этой сумятице постичь, кто одолевает и кто терпит поражение. А тем более никому из военачальников невозможно было хоть как-то руководить боем, поэтому все превратились в равных воинов, каждый мог теперь рассчитывать только на свою силу и на свою удачу...
Налетчики уже стали растекаться по всему селению, уже начинали ломиться в юрты жителей, лишая себя возможности навалиться на защитников селения всей массой, чтобы победить их сразу. Уже наиболее проворные из нападавших появлялись среди рядов юрт с награбленным добром. А это трудно: в одной руке тащить добычу, а другой отражать удары ее защитников. И часто грабители падали, так и не успев разбогатеть, а точнее, насладиться сознанием обретенного богатства...
Гочмурат, увернувшийся уже от десятка смертей, был четырежды ранен, но все еще держался в седле своей верной Юлдуз, которая, не отставая, повсюду следовала в этой битве за лоснившимся крупом вороного Шайтана, на котором, как влитой, восседал Аташир-эфе, еще не получивший даже ни одной царапины, хотя он весь был залит кровью, но это была лишь кровь врагов.
Решив перевязать раны внука, Аташир-эфе придержал своего коня, но тут же увидел трех бандитов, ломившихся в юрту внучатого племянника Тархана, который сам ушел на большую войну в коннице его сына Сердара, а вот его домочадцам сейчас могло бы прийтись туго.
— Держись, львенок! — крикнул он Гочмурату, и оба они налетели на врагов.
Тот, который колотил в дверь юрты Тархана ногой, тут же и рухнул под саблей Аташира, но двое других вмиг ощетинились пистолетами. Прогремел выстрел, и пуля угодила старому воину в левый бок, но это не остановило Аташира, своей саблей снес голову стрелявшего. С последним из троих бандитов управился Гочмурат.
— Ты ранен, деда? — кинулся он к Аташиру.
— Раненые львы только свирепее,— прохрипел тот, поворачивая коня от юрты Тархана.
И тут же они столкнулись сразу с пятью всадниками. Аташир-эфе скрестил саблю со здоровенным детиной в металлическом шлеме. Туго бы пришлось деду с внуком, но трое из пятерых, решив, что с двумя окровавленными противниками легко управятся их приспешники, поскакали дальше, к видневшейся на их пути мечети...
«Сейчас бы в самый раз ударить и Палату»,— подумал Аташир-эфе, отражая удары детины в шлеме. Сабля старого воина уже не раз ударяла противника по бокам, но тот от этих ударов лишь пошатывался, а кровь не выступала. «Однако ты в кольчуге под одеянием,— подумал Аташир-эфе.— Не люблю я обижать лошадь, но тут уж ничего не поделаешь...» И он, изловчившись, рассек круп коня детины в шлеме. Всадник успел спрыгнуть с раненой лошади, но его нога зацепилась за стремя, и, когда детина падал, сабля Аташира-эфе рассекла его лицо...
Оглянувшись вокруг, Аташир-эфе уже не увидел рядом с собой Гочмурата. Зато он увидел, как от мечети мчалась плотная масса джигитов, круша на своем пути пустившихся в грабежи налетчиков, сея среди них смерть и ужас. «Вовремя ударил Палат. Сейчас самый раз появиться ему, раз меня уже нет»,— подумал Аташир-эфе, уже падая с коня...
Мчавшийся впереди своих джигитов Палат-Меткий успел заметить, как выбежавший из-за ближайшей юрты налетчик выстрелил из пистолета Аташиру-эфе в спину. В руках у Палата-Меткого была винтовка, он вскинул ее, с двухсот шагов на скаку послал свою пулю прямо в лоб бандиту. Это была единственная услуга, которую в эту минуту был в состоянии оказать вливавшийся в сражение свежий отряд джигитов старейшему из сердаров селения...
Враг напал на селение Довлета слишком внезапно. Сбылось мрачное пророчество многих, твердивших о том, что как только недобрым соседям станет известно, что селение покинула основная масса джигитов, они нападут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133