Когда мне стало легче, я воды холодной принес. Головы детям ополоснул, и они зашевелились. А беда в том, что цемент был еще сырой, газ появился,— вот мы и угорели. Пришел домой, а Лена спала. Проснулась, а я возьми да и расскажи ей про все. Гляжу, а она белеет, белеет на моих глазах тут же — хоп! — и потеряла сознание. Что мне делать? Я давай мою Лену по лицу бить. Вижу, румянец появляется — ну, думаю, слава богу, проходит...
— Что ты человеку голову морочишь своей баней! Будто ему интересно слушать твою болтовню.
Это пришла с фермы Комариха. Елена Семеновна уже давно работает дояркой и с мужем, как она говорит, встречается чаще всего только возле своего дубка: он спешит на базу — она идет с фермы, он идет с базы на обед — она спешит на ферму коров доить...
— Я же и тогда говорила: на кой черт тебе спешить с этой баней. Пусть постоит, обсохнет...
— Зато теперь лучшего пара, чем в моей бане, ни у кого в Андреевщине нет.
Комариха зазвенела в сенях ведрами. Комар показывал мне свой водопровод — откручивал краны на кухне, в коридоре и любовался вместе со мной, какой упругой струей бьет вода.
— Петро,— спросила из сеней Комариха,— Вася еще не вернулся из Орши?
— Сама же видишь, что нет,— ответил Петр Дмитриевич и внимательно посмотрел в окно, которое заслоняли кусты еще зеленой сирени.— Вон и Васьковский бежит,— увидев сквозь листву агронома, сказал Комар.— Он сегодня в райкоме был, на бюро в партию Леню принимали.
Васьковский давно стукнул в сенях щеколдой, но в хату пока не заходил — наверно, старательно вытирал мокрые ботинки о постланный у порога вместо половичка старый, но чистый мешок. И как только он открыл дверь, не дав ему даже как следует войти в хату, Петр Дмитриевич нетерпеливо спросил:
— Ну как, Леня, дела?
— Отлично, Петр Дмитриевич!
— Приняли?
— Приняли. Разве вашей, Дмитриевич, рекомендации можно отказать?
— Она,Леня, не только моя,— смутился Комар — И другие рекомендации у тебя тоже весомые, серьезные.
— А чьи еще? — спросил я.
— Иван Казакевич дал,— ответил Васьковский,— механизатор, рационализатор. Словом, два заслуженных колхозника рекомендовали меня в партию.
- Леня Васьковский был все еще взволнован. И не удивительно! Такое ответственное событие в его жизни! — Теперь, Леня, видимо, ты у нас не задержишься Чувствую, что тебя председателем выдвигать станут..
Наконец приехали из Орши па машине Володи Мака ренки ветфельдшер Леонид Белецкий и Василь Кавец кий
— А братец ты мой! — кинулась к ним Елена Семеновна.— Вы же, наверно, и голодные и холодные... А мне и покормить вас некогда — на ферму надо идти.
— Ничего, Лена, ничего, не переживай. Сами соберем поужинать. Мы в ларьке мясокомбината печенки купили Сейчас зажарим
И поскольку все, кто был в хате, уже знали о беде Комаровых, знали, зачем ездили мужчины на мясокомбинат, Елена Семеновна в сенях рассказала об этом мне одному:
— Это же у нас сегодня будто похороны. Отвез мой братец на мясокомбинат телку, которую я на корову растила. И так уж, ей-богу, на душе грустно, так горько — точно человека похоронила. В хлев, поверите ли, не могу зайти. Как только гляну, что там пусто, так слезы из глаз катятся. А такая она была хорошая, моя телка. Поверите ли, я ей даже воды не давала — одним только молочком и поила А как она ела! Бывало, когда ест, так даже на коленки ста новится. Только все равно почему-то из хлева вырваться ей хотелось. И вон какую стенку, из бревен сложенную, пере скочила. Стенка эта, вон сами взгляните, какая высокая, а она перескочила,— конечно, силы у нее было много. Только все же животом, видимо, о бревна ударилась. Приду в хлев,
а она, бедная, лежит и, поверите ли, стонет, как человек, - ых, ых, ых...
Комариха пошла на ферму. Вася Кавецкий и ветфельд шер на газовой плите жарили печенку. Чтобы я не скучал самая меньшая дочка Комара — четырехклассница Света принесла мне толстый семейный альбом.
Давай, Геннадий, полистаем его
...Вот небольшой, с обломанными уголками фотоснимок. Возле новой Комаровой хаты весело смеются, хохочут, чуть не ложатся от смеха дети. Они сидят на лавках, стоят за ними, лежат спереди на траве — ну, целый детский сад в палисаднике! Даже не верится, что столько смехунов поместилось на таком маленьком клочке фотобумаги. Столько мордочек! И каждое смеющееся личико можно разглядывать долго, часами — не наскучит.
Мне показалось, что и сама хата вместе с детьми добродушно смеется своими широкими, освещенными солнцем окнами.
Что ж, видно, она очень ласковая и гостеприимная, эта новая хата, если смогла собрать возле себя и рассмешить столько детей!
— А кто вот этот весельчак? — показываю я Свете другую, немного пожелтевшую уже фотокарточку, где тоже ширбко и беззаботно смеется (рот — до самых ушей!) курносый мальчишка.
— А неужели не узнаете? — не сразу говорит Света.
— Разве его узнаешь, если он смеется так, будто только что смешной блин проглотил.
— А вы все равно узнайте! — настаивает Света. Когда я все же сдался и сказал, что ни за что не узнаю этого вихрастого мальчика, Света подсказала:
— А вы в сени загляните. Он там печенку жарит. Это же наш дядя Вася...
Да, это действительно дядя Вася. Василий Семенович Ка вецкий, заслуженный колхозник. Тот, что вот сейчас умело хлопочет возле плиты, где весело шипит сковорода. Как же это я его не узнал? А можно было отгадать: вон ведь и нос тот самый, и рот похожий, и глаза те же — в них уже можно увидеть ручеек той доброты, которой обрадуются люди в его зрелом возрасте.
— А это моя старшая дочка Рая,— неожиданно из-за наших плеч подсказал Петр Дмитриевич, который незаметно подошел к столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51