Выражение их лиц поражало единообразием
и шло по нарастающей: хмурое, очень хмурое, совсем хмурое и настолько
хмурое, что последний мог быть только предводителем. Вот ему-то я и
предъявил свои верительные грамоты.
Пока он придирчиво копался в бумагах - все, как одна, поддельные, но
тех, кого надо, наверняка уведомили, а остальным и такие сойдут - я изучал
предхрамовый сад и даже преуспел в этом, впав в тихую, меланхоличную
расслабленность.
Все вокруг - включая портал здания - выглядело старым, заброшенным и
оттого донельзя милым. Налет запустения был подобен патине на древней
чеканке, разросшиеся вокруг пышные кусты лоренны благоухали розовыми
соцветиями; чуть поодаль, у крохотного пруда, стояла мраморная статуя
богини в окружении прелестных изваяний, сочетавших в себе фривольность и
смирение - я оценил изысканность поз, невольно покачав головой, и на дне
каменных глаз Сиаллы полыхнули лукавые огоньки.
Предусмотрительность Лайны оказалась выше всяких похвал -
провинциальный храм как нельзя лучше подходил для подготовки будущих
Мифотворцев. А телосложение богатырей-служителей даже несколько озадачило
меня, но я тут же сообразил, что после Празднеств Богини остаются дети -
вернее, получаются дети - и самых крепких мальчиков наверняка воспитывают
при храме.
- Меня зовут Ратан, - глава караула вернул мне бумаги и пожал руку,
после чего я понял, что в детстве Ратан был очень крепким мальчиком. - Я
предупрежден о... твоем приезде. Следуй за мной.
По-моему, вначале он хотел сказать "о Вашем приезде", но почему-то
передумал. И правильно передумал. Не люблю я этого.
Меня проводили в отведенную комнату, где я оставил вещи, а после мы с
Ратаном прошли в левое крыло храма, в котором располагался маленький
полутемный зал. Миловидные жрицы в прозрачных одеяниях расступились перед
нами, одарив меня многозначительными улыбками, а я глядел на всю эту
шуршащую дозволенность, вспоминал характер Лайны, уныло вздыхал и понимал,
что от более близкого знакомства с местными обитательницами, к сожалению,
придется воздержаться. Слово "воздержание" только усилило расстройство
чувств, и я принялся смотреть в пол.
И оттого не сразу приметил худенького подростка, носатого, костлявого
и белобрысого - он сидел на помосте и настраивал пятиструнный лей, а перед
ним, в ожидании прерванного движения, застыла обнаженная девушка; и я
вздрогнул, сообразив, что это - они...
Ратан хотел было окликнуть их - будущих Мифотворцев - но я жестом
остановил его и тихо встал за колонной, пристально вглядываясь в людей на
помосте. В последнее время мне все чаще удавалось проникать в сущность
собеседника, обходясь без слов... Я ведь еще не знал тогда, что передо
мной - Грольн Льняной Голос, мой неизменный и бескорыстный спутник, с
которым мне придется пройти насквозь не одну вечность; я не знал этого, да
и он еще не знал сам, кто он такой - он просто хотел стать кем-то... он
еще только настраивал свой лей.
Но даже в тот, первый раз, я сразу почувствовал, что нам легче будет
без слов, потому что между нами было нечто, что стоит возле слов, и
никогда не теряется бесследно, и не обманывает нас...

ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС
...Я доверился своим пальцам, и они сами перебирали струны, находя
новые, единственно верные созвучия, и мелодия поплыла в бесконечность...
окружающий сумрак словно отступал, теснимый напором звуков, и языки
пламени послушно разгорались, вспыхивая и извиваясь в такт мелодии, а я
все не мог оторвать взгляда от Клейрис...
Она парила на зыбкой грани света и тьмы, она была неотъемлемой частью
той музыки, которая помимо моей воли разливалась сейчас по храму, и не
было больше пыльных дорог, промозглых дождей и хохота пьяной толпы, а было
лишь то, что рождалось сейчас, и только сейчас.
Сейчас - и нечто большее, чем просто звучащий лей, танец Клейрис и
блики огня на стенах. Между нами рождалась легенда, волшебная сказка, миф
- и я, я творил его!.. Вернее, мы с Клейрис.
Она плыла по залу, купаясь в волнах звуков и отсветах пламени, ее
тело вспыхивало, подобно огню, или невидимой тенью скользило во мраке; она
вся была пронизана сиянием и музыкой, и ее обнаженное тело звало,
притягивало, завораживало - это была не та стыдная нагота, которая
одновременно соблазняет и отталкивает; нет, здесь танцевала нагая богиня,
сама Великая Сиалла, и я уже видел осыпающиеся на нее утренние цветы в
рассветной росе, видел лук, стрелы которого даруют величайшее наслаждение
и величайшую муку на этом свете...
...Все мальчишки хотят быть воинами или охотниками - я, Грольн,
бродячий музыкант шестнадцати лет от роду, хотел быть музыкантом и стал
им! Спасибо отцу - лучшему лееру Пяти Городов, убитому матросами в
портовой таверне, когда он отказался играть для Косматого Тэрча, в честь
его визгливой бабы...
Отец вышвырнул меня в полуоткрытую дверь, следом вылетел его
старенький лей, и я бежал, спотыкаясь и плача, падая и прижимая к груди
последнее, что у меня оставалось...
...Стрела пронзила мое сердце, я чуть не вскрикнул от сладостной боли
- и очнулся.
Музыка смолкла. Мои пальцы безжизненно лежали на струнах лея, Клейрис
застыла в круге света с воздетыми к небу руками - и мрак в углу
зашевелился, рождая невысокого мужчину с внимательным взглядом,
пронзительным и насмешливым, как у птицы на его плече.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8