Кроме Кловер, на ферме теперь жили еще три лошади. Это
были честные создания, добросовестные работники и хорошие товарищи, но
отличались они крайней глупостью. Никто из них не освоил алфавит дальше
буквы в. Они соглашались со всем, что им рассказывали о восстании и
принципах анимализма, особенно, если это была Кловер, к которой они
относились с сыновним почтением; но весьма сомнительно, понимали ли они
что-нибудь.
Ферма процветала, на ней царил строгий порядок, она даже расширилась
за счет двух участков, прикупленных у мистера Пилкингтона. Наконец
мельница была успешно завершена, и теперь ферме принадлежали веялка и
элеватор, не говоря уж о нескольких новых зданиях. Уимпер купил себе
двуколку. Правда, электричества на ферме так и не появилось. На мельнице
мололи муку, что давало ферме неплохие доходы. Животным пришлось немало
потрудиться не только на строительстве мельницы; было сказано, что
придется еще ставить динамомашину. Но о том изобилии, о котором когда-то
мечтал Сноуболл - электрический свет в стойлах, горячая и холодная вода,
трехдневная рабочая неделя, - больше не говорилось. Наполеон отказался от
этих идей, как противоречащих духу анимализма. Истина, сказал он,
заключается в непрестанном труде и умеренной жизни.
Порой начинало казаться, что хотя ферма богатеет, изобилие это не
имеет никакого отношения к животным - кроме, конечно, свиней и собак.
Возможно, такое впечатление частично складывалось из-за того, что на ферме
было много свиней и много собак. Конечно, они не отлынивали от работы. Они
были загружены, как не уставал объяснять Визгун, бесконечными
обязанностями по контролю и организации работ на ферме. Многое из того,
что они делали, было просто недоступно пониманию животных. Например,
Визгун объяснял, что свиньи каждодневно корпят над такими таинственными
вещами, как "сводки", "отчеты", "протоколы" и "памятные записки". Они
представляли собой большие, густо исписанные листы бумаги, и, по мере того
как они заполнялись, листы сжигались в печке. От этой работы зависит
процветание фермы, объяснил Визгун. Но все же ни свиньи, ни собаки не
создавали своим трудом никакой пищи; а их обширный коллектив всегда
отличался отменным аппетитом.
Что же касается образа жизни остальных, насколько им было известно,
они всегда жили именно так. Они испытывали постоянный голод, они спали на
соломе, пили из колод и трудились на полях; зимой они страдали от холода,
а летом от оводов. Порой старики, роясь в глубинах памяти, пытались
разобраться, лучше или хуже им жилось в ранние дни восстания, сразу же
после изгнания Джонса. Вспомнить они не могли. Им не с чем было сравнивать
свою теперешнюю жизнь: единственное, что у них было, это сообщения
Визгуна, который, вооружившись цифрами, убедительно доказывал им, что дела
идут лучше и лучше. Животные чувствовали, что проблема неразрешима; во
всяком случае, у них почти не оставалось времени, чтобы говорить на
подобные темы. Только старый Бенджамин мог вспомнить каждый штрих своей
долгой жизни, и он знал, что дела всегда шли таким образом, ни лучше, ни
хуже - голод, лишения, разочарования; таков, говорил он, неопровержимый
закон жизни.
И все же животных не покидала надежда. Более того, они никогда ни на
минуту не теряли чувства гордости за ту честь, что была им предоставлена -
быть членами Скотского Хутора. Они все еще продолжали оставаться
единственной фермой в стране - во всей Англии! - которая принадлежала и
которой руководили сами животные. Никто из них, даже самые молодые, даже
новоприбывшие, которые были куплены на фермах в десяти или двадцати милях
от Скотского Хутора, не теряли ощущения чуда, к которому они были
причастны. И когда они слышали грохот револьверного салюта, видели, как
трепещет на мачте зеленый флаг, сердца их трепетали от чувства
непреходящей гордости, и они неизменно вспоминали далекие легендарные дни,
когда был изгнан Джонс, запечатлены семь заповедей, великие сражения, в
которых человечество потерпело решительное поражение. Никто не был забыт,
и ничто не было забыто. Вера в предсказанную Майором Республику животных,
раскинувшуюся на зеленых полях Англии, на которые не ступит нога человека,
продолжала жить. Когда-нибудь это время наступит: возможно, не скоро,
возможно, никто из ныне живущих не увидит этих дней, но они придут. Порой
тут и там тишком звучала мелодия "Скотов Англии", во всяком случае, все
обитатели фермы знали ее, хотя никто не осмелился бы исполнить ее вслух.
Да, жизнь была трудна, и не все их надежды сбылись; но они понимали, что
отличаются от всех прочих. Если они голодали, то не потому, что кормили
тиранов-людей; если их ждал тяжелый труд, то, в конце концов, они работали
для себя. Никто из них не ходил на двух ногах. Никто не знал, как звучит
"хозяин"! - все были равны.
Как-то в начале лета Визгун приказал овцам следовать за ним и увел их
в отдаленный конец фермы, заросший молодым березняком. Под наблюдением
Визгуна они провели здесь весь день, ощипывая молодые побеги. К вечеру
они, было, двинулись на ферму, но им было сказано оставаться на месте,
поскольку теплая погода не препятствовала этому. В конце концов, они
провели в березняке целую неделю, в течение которой их не видел никто из
животных. Визгун проводил с ними большую часть дня. Он обучал их новой
песне, для которой уединение было необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31