На кладбище царила кромешная тьма. Хорошо еще, что Матиас освещал им путь ручным фонарем, который отбрасывал свет на каменные кресты и застекленные ниши.
– Ну а если говорить всерьез, что здесь происходит?
– Скорее всего какой-нибудь транзистор, спрятанный в одной из ниш или еще где-то, ругает Франко на чем свет стоит. А кое-кто из бездельников пустил слух, будто это «красные» нашего города прячутся по ночам среди могил и проводят митинги… Поди знай, сколько времени говорил здесь этот транзистор, прежде чем его случайно услышал мраморщик Антонио.
– Мы зашли довольно далеко.
– Конечно, мы идем в новую часть кладбища.
– Сомневаюсь, чтобы подпольной пропагандой ночью да еще в таком неуютном месте, как кладбище, можно было сагитировать кого-то в ряды Рабочих комиссий.
– Я тоже так считаю, Мануэль. Если бы пропаганда велась на главной площади или в дискотеке, можно было бы волноваться, но из-за того, что в самом отдаленном уголке кладбища радио вещает о том, что Франко одной ногой уже стоит в могиле и вот-вот к Бласти придет монархия и вернутся Меркадо Комун и Хосе Хиль Роблес, не стоит тратить свои нервы.
– И где же, по-твоему, спрятан приемничек?
– Судя по тому, сколько я здесь кружил, и, если, конечно, я окончательно не выжил из ума, что вполне вероятно, транзистор должен находиться в одной из ниш.
– Занятой или пустой?
– Не знаю, начальник. В той части кладбища есть угол с новыми нишами. Большая часть из них уже заполнена, а остальные пока пустуют. Между ними очень тонкие перегородки, поэтому трудно определить, откуда именно исходит звук.
– Ты думаешь, кого-нибудь похоронили вместе с транзистором, настроенным на волну «Свободной Испании» или что-то в этом роде?
– Вот именно. Или же какой-нибудь шутник сунул приемничек в одну из пустых ниш.
Свет фонаря выхватил из темноты не более двух десятков слушателей и среди них двух женщин. В ожидании представителей Бласти они толпились в том самом Углу, где находились ниши, о которых только что говорил Матиас, и, прищурившись, смотрели на свет фонаря.
– Ну как? Уже говорят? – спросил Матиас.
– Пока нет, – послышался чей-то бас, – но скоро должны начать.
– Мануэль, – с решительным видом обратилась к комиссару одна из женщин, – мы надеемся, что вы положите конец этому безобразию и защитите жителей Томельосо от опасности, которая им угрожает.
– А я надеюсь, что опасность не так уж велика, – насмешливо ответил Плиний.
– Раз я говорю, Мануэль, значит, знаю.
– И говорить нечего, – возразил чей-то голос.
– Скажите, кто-нибудь из вас уже приходил сюда прошлой ночью?
– Да, – ответил мужчина, который занимался ремонтом велосипедов и когда-то служил в Голубой дивизии. – Сегодня я здесь в третий раз.
– И что же ты слышал?
– Обычная пропаганда радиостанции «Свободная Испания»: нападки на Франко, на «Опус» и на «Крусаду».
– А конкретно о томельосцах что-нибудь говорилось? – поинтересовался дон Лотарио с плохо скрытой издевкой.
– Нет, речь шла обо всех испанцах в целом и верноподданных каудильо, которым в скором времени придется отвечать за совершенные ими злодеяния.
– Об этом все говорят, – заметил Матиас.
– Слава богу, Франко от этого не умрет, – огрызнулся усатый мужчина.
– Вот именно, – присоединились к нему голоса из толпы.
– Ну, хорошо, сейчас все выясним, – сказал Плиний, доставая пачку сигарет и угощая ими дона Лотарио и Матиаса. – Посмотрим, заговорят они сегодня или нет?
Едва они успели закурить, как в тишине послышались позывные, возвещающие о начале передачи.
– Начинается, начинается…
Словно откуда-то издалека донеслись неразборчивые голоса. С одинаковым успехом они могли исходить из соседней ниши, как и из десятка других, где были захоронены покойники. Одно было совершенно очевидно: говорила «Свободная Испания».
– Слышите, слышите? Теперь они ругают президента Ариаса. Будь они прокляты! – возмутилась другая женщина, учительница.
Плинию тоже показалось, что он слышит имя президента Ариаса, но разобрать как следует слов диктора не мог.
– Всегда было так плохо слышно, Матиас?
– Да, и день ото дня все хуже и хуже, наверное, батарейки садятся.
– Давно стали хоронить в этом углу, Матиас? – спросил Плиний.
– Наверное, уже месяц.
– А когда захоронили последнего?
– Вчера, вот в эту нижнюю нишу.
– Послушайте, – снова перебила их учительница. – Они принялись за жену каудильо. Пора прекратить это безобразие, Мануэль!
– Успокойтесь, сеньора, для того мы и пришли сюда… хотя все это ерунда… выеденного яйца не стоит…
– Ну уж если это ерунда, тогда и говорить не о чем…
– Я имел в виду, сеньора, что это чья-то дурная шутка, только и всего…
– По-моему, Мануэль, – пресек их перепалку дон Лотарио, – голос доносится из ниш повыше.
– Вы так думаете?
– А мне кажется, нет, – возразил Матиас, освещая фонарем каменные плиты и полые кирпичики, – ночью я прикладывался ухом к каждой нише, и мне казалось, что звуки слышны гораздо лучше, когда я присаживаюсь на корточки.
– Да, пожалуй, – подтвердил длиннолицый мужчина с печальными глазами, – когда я сейчас наклонился, голос донесся вот отсюда, справа.
– Та ниша, на которую ты показываешь, – заметил Матиас, освещая ее фонарем, – замурована еще месяц назад. На каменном надгробии стоит дата… Вряд ли батарейки транзистора действуют так долго.
Теперь Плиний наклонялся то вправо, то влево, прикладывая ухо сначала к более низким плитам, потом к тем, что повыше, а дон Лотарию светил ему фонарем.
– Признаться, я почти не улавливаю разницы, – сказал Мануэль, поднимаясь, – если, конечно, не стал туг на ухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37