– А я так понял, что ты ложишься очень поздно, потому что долго не можешь уснуть.
– Не знаю, кто такое мог сказать вам. Я, слава богу, всю свою жизнь засыпаю как убитая, едва прикоснусь к подушке.
– Ты уверена, что в ту ночь уснула сразу?
– Конечно, уверена. Могу поклясться, если хотите.
Она замолчала, хотя по-прежнему слушала во все уши.
– И в ту ночь ты тоже легла в одиннадцать?
– Нет, в ту ночь я легла еще раньше. Ровно в десять я была в постели… А почему вы меня спрашиваете об этом?
– Я многих расспрашиваю тут, в вашем квартале. Вдруг мне что-нибудь удастся выяснить. Ты не знаешь, брат твой ничего такого не видел или не слышал?
– Он ничего мне не говорил, но я нисколько не удивлюсь, если видел и слышал. Он всегда ложится спать далеко за полночь.
– А потом, наверное, отсыпается во время сиесты. Если, конечно, рано встает.
– Да, днем он спит почти до пяти, потому что в пять идет в погребок поесть кроликов.
В два часа дня в казино «Сан-Фернандо» инспектор Мансилья рассказывал дону Лотарио и Плинию о своей встрече с Гомесом Гарсией. Гомес повторил ему, но уже более миролюбиво то, что уже сказал Мануэлю. Что его дочери стало хуже и ему пришлось снова вызывать дона Антонио, который уже был у них накануне днем. Но осмотр ничего не дал, и на другой день он отвез дочь в Мадрид.
– Когда я, как и вы, поинтересовался, из-за чего возникла у него ссора с доном Антонио, он, глазом не моргнув, ответил, что никакой ссоры не было. В Мадриде он жил в гостинице «Модерно». Но окончательно Гомес выдал себя, когда я спросил его, почему он после возвращения из Мадрида не явился в полицию и не заявил о том, что дон Антонио был у него после четырех ночи. Сначала он замолчал, а потом сказал, что, когда вернулся из Мадрида, ничего не знал об этом.
– Мне он сказал то же самое.
– Может, так оно и было?
– А вы какого мнения, Мансилья?
– Я твердо убежден, что он возил дочку в Мадрид делать аборт.
– Вы так думаете?
– Вы сами в этом убедитесь спустя несколько месяцев.
– …Значит, вы считаете, Мансилья, что дона Антонио убил он?
– Нисколько этому не удивлюсь.
– Дон Лотарио, а вы что скажете? Вы ведь хорошо знали дона Антонио. Вряд ли он был настолько наивен, чтобы не понимать, какая ловушка ему уготована, если он пойдет к Гомесу Гарсии, с которым накануне поругался.
– Вы уж простите меня, Мансилья, но я вполне согласен с Мануэлем. Доктор все отлично понимал.
– Понимать-то понимал, а все же попался в ловушку.
Плиний и дон Лотарио задумчиво переглянулись.
– Таково мое скромное мнение… Если у вас есть более веские доводы, я готов их выслушать.
– Пожалуйста, не заводитесь, Мансилья. Мы ведь разговариваем как друзья.
– Разумеется. Но вот что примечательно: дон Антонио почему-то отказывается ехать домой на машине, хотя время уже позднее, и идет пешком.
– Как раз это меня меньше всего удивляет, Мансилья, – ответил ему дон Лотарио, – он не любил ни у кого одалживаться.
Без четверти пять Плиний, отговорившись тем, что его ждут служебные дела, оставил Мансилыо и дона Лотарио в том же самом казино, куда они вновь пришли выпить по чашечке кофе, и отправился в самый конец улицы Майор, где, насколько ему было известно, находился погребок, в котором лакомился кроликами Доминго Паскуаль.
Прохожих в этот час было мало, и Мануэль стал прогуливаться на перекрестке, который по его расчетам должен был миновать Доминго Паскуаль.
Осень уже вступила в свои права, и Плиний почувствовал, как его пробирает дрожь. Солнце хоть и было ярким, но совсем не грело.
Разгуливая взад-вперед, Плиний все время думал о том, что привело его сюда: «Без сомнения, Доминго Паскуаль знает гораздо больше того, что говорит».
Ровно в пять часов Доминго Паскуаль появился на противоположной стороне улицы. Он шел, глядя себе под ноги, низко надвинув на лоб берет, и не шаркал ногами. Со стороны можно было подумать, что идет слишком грузный пожилой человек. Все в нем было неестественно. Плинию всегда казалось, что он похож на ненормального, которого выпустили ненадолго из больницы прогуляться по городу.
Погруженный в свои мысли, Доминго Паскуаль не заметил Плиния. Минуту поколебавшись, Мануэль решил незаметно следовать за ним до погребка и поговорить там. Но, не дойдя метров шестидесяти до улицы Медиодиа-, где находился погребок, Доминго Паскуаль присоединился к небольшой компании, стоявшей у двери жилого дома.
Тогда Плиний уже без всяких колебаний пересек улицу и тоже присоединился к этой компании.
– Как дела, Доминго? – дружелюбно спросил он.
– Идут помаленьку.
– А я все жду, когда ты мне еще что-нибудь расскажешь.
Доминго слегка пожал плечами, словно не знал, что ему ответить.
– Послушай, – вдруг сурово произнес Мануэль, – я вспомнил, что мне надо кое о чем тебя расспросить.
– Меня?
– Да.
– Когда?
– Сегодня же.
– Где?
– Где хочешь… Если не возражаешь, мы могли бы немного прогуляться вдвоем, – предложил ему Плиний, смягчая суровое выражение своего лица.
– Хорошо…
– Мне помнится, ты иногда гуляешь по Пасео де ла Эстаспон.
– Да…
– Давай встретимся там ровно в семь возле богадельни для престарелых. Договорились?
– Да.
– Не забудешь?
– Нет.
И Мануэль устремился вниз по улице Майор, заложив руки за спину.
Он вернулся в аюнтамиенто, а ровно в семь был уже на улице Пасео де ла Эстасион возле богадельни. В ожидании Доминго он закурил очередную сигарету, но в этот момент с улицы Конкордиа выехала машина, кто-то посигналил ему и, резко притормозив, остановил машину перед комиссаром.
Это была Сара, учительница, которая, вероятно, возвращалась из школы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37