- Ну иди, иди, господин доктор, - насмешливо буркнул директор. - А я
пока расскажу твою подлинную историю твоей новой подружке. Просто так, в
целях ее образования.
Клеменс, так и не встав окончательно с сиденья, замер в полусогнутой
позе.
- Сядь! - приказал Эндрюс.
Врач снова опустился на стул. Эндрюс пододвинул ему стакан с кофейным
напитком. Жест примирения? Или, наоборот, попытка окончательно закрепить
свою власть?
Нет, скорее, это все-таки действительно примирение. Директор и сам
чувствует, что перегнул палку, но открыто признаться в этом - выше его
сил.
Клеменс огляделся вокруг - и будто впервые увидел директорский
кабинет.
"Кабинетом" это помещение можно было назвать лишь с натяжкой: тесная,
полупроходная комната, совмещавшая функции рабочего места и спальни; все
пространство загромождено стеллажами с документацией. Директор Эндрюс был
одет в такую же тюремную робу с меховой оторочкой, что и его заместитель
(да и сам Клеменс), сквозь расстегнутый ворот виднелась застиранная
нательная рубашка. И - тот же эрзац-кофе в стакане мутного стекла.
Да, они все здесь в равной степени заложники обстоятельств. От
директора до последнего из заключенных.
- Итак, - Эндрюс придвинулся к врачу вплотную, и его маленькие
колючие глазки вдруг стали внимательными, - есть ли что-нибудь, что я
должен знать, но не знаю?

17
Свалка была огромна, она потрясала своими размерами даже больше, чем
морг или столовая. Не зал, а целая пещера, вырубленная в скальной породе.
В сущности, даже пятитысячная колония не нуждалась в такой свалке. И
действительно, помещение сперва замышлялось как еще один цех (тогда как
раз подумывали о расширении производства). Но грянуло сокращение тюрьмы, и
новый цех стал не нужен: едва хватало сил справляться с тем, что уже было.
И теперь все это обширное пространство было завалено грудами всякого
хлама; неровные, идущие грядами с одного края свалки на другой, они
напоминали волны. Местами из этих груд, словно купальщики, зашедшие в море
по плечи, высились железные скелеты-остовы станков, которые так и не
собрались демонтировать.
Рипли ожидала чего-то вроде этого, так что она не пала духом.
Конечно, обшарить все эти кучи (иные из них вдвое-втрое превышали
человеческий рост) было невозможно, однако этого и не требовалось.
Разумеется, тот "хлам", о котором говорил Клеменс, должен находиться
где-то совсем рядом со входом, ведь не потащили же его вглубь свалки.
Вдобавок надо искать там, где слежавшаяся, запыленная поверхность "волны"
будет нарушена свежим мусором.
И все же она едва не прошла мимо андроида. Он был засыпан весь,
целиком. Только рука, оцепеневшая в последнем движении, торчала вверх
сквозь мусор.
Рипли пришлось приложить некоторое усилие, чтобы заставить себя
взяться за эту руку. Странно - ей куда проще было коснуться тела погибшей
девочки. Но там, по крайней мере, все было ясно: мертвое есть мертвое. А
здесь... Мертвое, которое еще можно заставить говорить, двигаться, но
живым оно при этом не станет. Впрочем, сейчас не до абстрактных
рассуждений.
Зажмурившись, она крепко сжала запястье Бишопа и рванула изо всех
сил.
Робот смотрел на нее остановившимся левым глазом. Веки правого были
смежены; но слева век вообще не осталось, и фотоэлемент зрачка оранжево
поблескивал.
Без особого труда Рипли взвалила Бишопа себе на плечо. То, что от
него осталось, имело менее половины человеческого веса. Однако уже через
десяток-другой шагов эта ноша согнула спину Рипли ощутимым грузом - не
столько из-за тяжести, как из-за неудобства.
Она упрямо брела, на каждом шагу по колено увязая в мусоре, как в
зыбучем песке. Лежащий на спине андроид придавливал ее к земле. Рипли
могла смотреть только вниз и перед собой - поэтому она не сразу поняла,
когда в поле ее зрения попали чьи-то ноги. Ноги человека, стоящего у нее
на дороге.
Рипли уже было сделала шаг в обход возникшего препятствия, но тут еще
кто-то выдвинулся сбоку, преграждая ее движение. И только тогда она
подняла глаза.
Путь ей заступили четверо. Они стояли цепью поперек коридора, явно не
собираясь уступать дорогу и молча уставившись на Рипли. В слабом свете был
различим лихорадочный блеск в глазах ближайшего из них, пальцы его
судорожно сжимались и разжимались...
Все было совершенно ясно, но Рипли, как сомнамбула, развернулась к
ним спиной и, по-прежнему держа на плече андроида, все тем же неторопливым
шагом направилась к другому выходу, словно будучи уверенной, что никто не
бросится за ней вслед.
Уловка сработала: пораженная ее отступлением, четверка замерла на
месте и потеряла несколько драгоценных секунд. Рипли была уже возле
запасного выхода.
Но тут ей вновь пришлось остановиться. Молодой, холеный красавец,
стоявший в дверном проеме, потянулся было сдвинуть со лба на глаза черные
очки-"консервы", но не стал этого делать, понимая, что уже все равно будет
узнан. Тогда он, слегка усмехнувшись, кошачьим шагом двинулся к Рипли. В
движениях его сквозила упругая, хищная гибкость - мощный, безжалостный
зверь, опытный в деле насилия...
Не шевелясь, даже не положив Бишопа, Рипли следила, как он
приближался. И когда заключенный, уверенный в своей способности одолеть
любую женщину, будь она хоть трижды лейтенант космофлота, не оберегаясь
протянул руки, чтобы схватить ее, - она, всем телом качнувшись к нему,
резко выбросила вперед колено, метя ему в пах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59