Спрашивая это, врач не очень рассчитывал на положительный ответ. Он
оказался прав.
- Нет. Пусть здесь останется хоть один человек, не думающий, что я
спятила.
- Ага... Ты имеешь в виду меня?
- Кого же еще...
Несколько секунд врач размышлял.
- Ну, это совсем не обязательно... Я достаточно узнал о тебе, чтобы
не сомневаться в абсолютной устойчивости твоей психики. Потом, я и сам
ведь что-то видел.
Приступ сухого, нехорошего кашля вдруг сотряс тело Рипли, и Клеменс
настороженно прислушался.
- Как ты себя чувствуешь?
- Да не очень... - Рипли уже сумела удержать кашель и теперь
выглядела по-прежнему. - Горло что-то болит... живот... И вот здесь - тоже
болит... - Взяв обеими руками кисть Клеменса, она прижала ее к собственной
груди.
- О! - сказал врач с чувством. - Локализация последней боли мне
особенно нравится. - Мгновение он обдумывал свои действия, но потом
чувство долга взяло верх. - Однако давай все-таки сперва займемся твоей
хворобой. Что-то не нравится мне этот кашель... Я предлагаю лечебный укол.
Мой особый коктейль персонального изобретения! - сказал он с
профессиональной гордостью, отошел в сторону и загремел инструментами.
В этот момент на кровати соседнего койкоблока зашевелился, приходя в
себя, Голик. Они оба забыли о нем. Его лицо, покрытое маской из запекшейся
крови - своей и Рейнса, пятном виднелось сквозь полупрозрачный занавес.
Врач в свое время только и смог удостовериться, что ранение головы у
Голика несерьезное и не требует хирургического вмешательства. Но ни
обработать рану, ни даже смыть кровяную корку ему не удалось: даже сквозь
наркотический сон Голик при малейшем прикосновении судорожно дергался и
начинал отбиваться, не приходя в сознание.
А теперь, просыпаясь, он медленно ворочался на испачканном покрывале,
и в глазах его уже отсутствовал леденящий ужас. С его места ему были видны
оба - Клеменс и Рипли.
- Ты замужем? - спросил он ни с того ни с сего.
Женщина только покосилась на него, не ответив. Ей никак не удавалось
вспомнить: был ли он на свалке?
- Тебе надо замуж... Надо рожать детей...
Клеменс тоже покосился в сторону Голика. Не следует ли прервать его
рассуждения? Вроде бы пока ничего особенного он не говорит, но врач уже
имел опыт общения с этим типом.
Голик отодвинул занавеску.
- У меня было много хороших девушек... Там, тогда, еще до Ярости...
Теперь Рипли были видны кисти его рук. Они нервно сжимались и
разжимались какими-то странными движениями: не то оглаживая что-то, не то
терзая.
- Они любили меня... Во всяком случае, какое-то время.
Наступило молчание. Было слышно, как звенит стекло о металл: Клеменс
готовил шприц к уколу.
- Ты тоже умрешь!.. - провозгласил Голик совершенно неожиданно. И
Рипли увидела, как при этих словах его пальцы одновременно сжались хищным
движением, словно перехватывая чью-то шею.
- Ну, достаточно, - сказал Клеменс негромко, но тоном, не сулящим
ничего хорошего.
Он задернул перед носом Голика занавеску, не подозревая, что тем
самым опять спасает ему жизнь.
Рипли облокотилась на стену, с трудом сдерживая вновь подступающий
кашель. Когда врач подошел к ней, она уже справилась с собой.
- Ну, как дела?
- Что? - будто не поняв вопроса, спросила Рипли и улыбнулась. Улыбка
вышла слегка принужденной.
- С тобой все в порядке?
- Да.
Клеменс обломил одну из ампул, которые он держал в руке, поднес к ней
шприц.
- По-моему, ты мне лжешь, - сказал он тихо, чтобы не услышал Голик. -
Причем делаешь это абсолютно напрасно.
- А по-моему, лжешь ты. И тоже напрасно. - Рипли говорила еще тише.
Клеменсу самому пришлось напрячь слух. - Как-то ты сказал мне, что я
несколько раз подряд уклонилась от ответа. А о себе что скажешь? Ты ведь
тоже уклонился, когда я спросила тебя, каким образом тебе досталось такое
завидное назначение. И повторно уклонился, когда был тебе задан вопрос о
татуировке - вот об этой. - Она коснулась пальцем его затылка. - Может
быть, хоть сейчас ты мне расскажешь правду?
Клеменс надолго задумался, позабыв об уколе. Наконец он принял
решение:
- В общем-то ты права. Я должен был рассказать об этом раньше... И
рассказал бы, клянусь, если бы не боялся тебя потерять!
Он тяжело дышал, крупные капли пота выступали у него на лбу, словно у
человека, собственноручно подписывающего себе приговор.
- Это долгая, тяжелая история...
Клеменс снова запнулся. Но когда он, наконец, заговорил, его голосу
мог бы позавидовать ушедший в небытие Бишоп: из него напрочь исчезли все
эмоции.
- Я был самым способным студентом на медицинском факультете нашего
университета. Ты не поверишь, но профессора буквально дрались за право
называться моим Учителем. Довольно рано я пристрастился к наркотикам - это
случается с врачами гораздо чаще, чем готов официально признаться любой из
них. Тут все перемешивается: сверхнагрузки, вид человеческих страданий,
доступность наркотических средств - морфий, алкоголь в чистом виде... А
самое худшее - кастовая уверенность медиков в том, что любой врачебный
препарат сохраняет покорность тебе, что ты властвуешь над ним, а не он над
тобой. Самообман... Скажи, тебе действительно хочется дослушать эту
длинную и бездарную мелодраму?
Рипли коротко кивнула:
- Ничего. Я выдержу.
- Ну, воля твоя. Короче, несмотря на все это, меня все равно считали
молодым гением, врачом будущего и так далее, в том же духе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59