- Нет, Костя, мы тоненькие ломтики кушали, не то что нынешние.
Он набросил на плечи халат и жестом пригласил гостя к столу.
- Так вот что, Константин Иванович. - Пристально глядя на меня, хозяин наполнил рюмки. - Говорить я буду, но только о том, что сочту нужным. - Он как-то нервно хохотнул. - Тебя, сдается, Борька нанял на роль Шерлока Холмса? Дебил недоделанный...
- Что это вы так? Рассердились вдруг.
- Делом надо было заниматься, а не скакать по лесам да горам козлом. Что он имеет? Зарплату? Ну нет - то, что отец оставил ему, придурку. Ну, поехали...
С удовольствием мало пьющего, но любящего эту процедуру человека он выпил и взглянул на мою отставленную рюмку.
- Свят, свят, свят. - Захрустев огурцом, Чистов перекрестился. Гончаров, что с тобой? Может, тварь какая укусила?
- А я потом. Сначала вас послушаю, выводы сделаю, алиби ваше проверю.
Он согласно закивал, с удовольствием прожевывая сухую колбасу.
- Где вы были с двадцати трех до двух часов в ту ночь?
- В заднице. Устраивает? И если ты, сопля четырехзвездочная, будешь дальше со мной в этом тоне разговаривать, то вылетишь отсюда как пробка из бутылки шампанского.
Я понял, что тон взял не совсем верный, и рассмеялся, проглатывая родимую.
- Что вы, Глеб Андреевич, это я так, поиграл. Я же теперь никто. Как и вы, впрочем. Мы - нули, но даже два нуля - все равно один хрен: ноль.
- Спиноза долбаный. Спрашивай. - Он смягчился от водки и моего отступления.
- Глеб Андреевич, а как происходила церемония перезахоронения клада?
- Это рассказать я могу. Явились мы к нему часиков этак в пять в воскресенье. Князев уже пришел с этим самым тайником. Стол был готов. У него всегда он хорош, а тут прямо царский. Он включил марш из "Аиды". Помнишь, та-та-та-та, - прогундосил Чистов. - Сели за стол. Помню, рюмахи он поставил большие будто споить нас хотел. Выпили, потом еще. Начнем, говорит, а непосвященных прошу удалиться - это он Ирину имел в виду.
- Какую еще Ирину? - Я насторожился.
- Борькину девку. И Борис вышел следом за ней. Неудобно одну оставлять.
- А кто остался?
- Я, Князев, он сам и Валентина. Они уже в открытую тогда гуляли. Хотя и ссорились, как в тот вечер. Церемонию скомкали, кое-как довели до конца. В начале седьмого разбрелись.
- Глеб Андреевич, вы видели, как старик складывал монеты в шкатулку Маркса?
- Да я же говорю, его трясло. Он совал их в щель, а дальше они скатывались и как-то так фиксировались, что не звенели. Хитрая штука.
- А куда вы пошли потом?
- Гончаров, опять за свое? Утомил, братец. Давай ступай, уже половина первого, а в два тебя Валентина ждет, поторопиться надо. Пока до города доберешься.
- Доложили?
- Ну да, друзья все же. Бывай. Шмотки только мои сними.
- А не подарите?
- Ну, если в знак особого расположения, забирай.
Обалдев, он смотрел, как я аккуратно заворачиваю в газету грязное тряпье. А когда я оделся и, бережно прижав сверток к груди, направился к выходу, он не выдержал:
- И давно у тебя маразмы начались?
- С детства.
- Ну-ну.
* * *
Валентина Александровна Белова занимала скромную трехкомнатную квартирку на пятом этаже в типовой девятиэтажке.
"Совсем старикан не заботился о своем друге и соратнике", - думал я, нажимая кнопку звонка и выслушивая порцию из Бетховена в ответ.
Насладившись одной музыкальной фразой семь раз кряду, я понял, что референт меня абсолютно не ждет, а возможно, и вовсе отсутствует.
Спустившись вниз в основательно загаженном лифте и принюхиваясь к сигаретному дыму, я подумал, что совсем не дурно было бы осмотреть логово волчицы в ее отсутствие, тем более что два замка, это логово охраняющие, особой трудности не представляли. Все свое я ношу с собой, и хозяйке не придется, как сыну убиенного любовника, ставить новые запоры. Снова поднявшись на пятый этаж, я для подстраховки еще несколько раз выслушал "Элизу" и принялся ковырять в замках отмычкой. Запоры капитулировали через несколько минут. Призрачной мышкой я скользнул в образовавшуюся щель и мягко прикрыл дверь, судорожно соображая, что говорить хозяйке, если она дома, да, может быть, и не одна.
Валентина Александровна была дома и, как я понял, одна, потому что лежала она посреди комнаты абсолютно голая и мертвая. Лежала в большой комнате, почти у входа, лежала на боку, пристально глядя на меня. И первое, что бросилось в глаза, - это неестественность позы - какая-то перекрученная, с резко запрокинутой к спине головой. Единственной одеждой умершей служил кляп из ночной рубашки, для крепости стянутой черными колготками. По телу черными пятнами шли ожоги, а в квартире явственно чувствовался запах горелого мяса и царил полнейший разгром. Видимо, искали второпях, но яростно, обшаривая все досконально. Выброшено и разорвано было все, что можно. Из пакетов высыпана мука, рассыпаны крупы, макароны и даже большая коробка спичек. В спальне вспороты теплые одеяла и подушки, а в кабинетике кучей навалены выдранные из обложек книги. Орудия пыток находились недалеко от убитой. Японский утюг с почерневшей подошвой и кипятильник. Судя по площади ожогов, подонки измывались над ней долго. Так что более детально осматривать несчастную не хотелось. Замки и двери, как и у Кротова, были в порядке, а значит, Валентина впустила убийц добровольно, как знакомых. Или же они, имея ключи, открыли дверь сами, потому как внутренних запоров на дверях не было, да и все ключи отсутствовали.
В спальне горел торшер; можно было предположить, что убили женщину ночью, возможно, под утро.
Искали дотошно, а потому мне здесь делать было нечего. Или они уже нашли то, что искали, или искомого не было вовсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35