Я помахал в ответ, и он, довольный вниманием, поднажал еще сильнее, надеясь если и не обогнать паровоз, то хотя бы позлить машиниста ка-га.
Они отстали от «Девятого скорого», лишь когда начался университетский район Маркальштука – ухоженный, с подстриженными газонами и золотыми парковыми рощами – прекрасный оазис среди диколесья южных районов Рапгара. Гордость университета – огромная обсерватория, купол которой в хорошую погоду был виден даже с противоположного берега, – на секунду закрыла собой половину неба, а затем сгинула, уступив свое место университетским корпусам.
– Ты хотя бы осознал, что тебя могли убить? – нарушил молчание Стэфан.
Я хотел ему ответить, что как-то поздно трепыхаться по поводу собственной смерти, но решил не раздражать по пустому.
– Внимание жандармов тебе ни к чему, – продолжал давить амнис.
– Перестань! – отмахнулся я от него. – Ничто в этом мире не способно испортить мою репутацию. Нечего уже портить.
Поезд тем временем выехал на мост Разбитых надежд – самый длинный и высокий в Рапгаре. Он соединял южный берег с Сердцем – крупным островом, который был связан с другими, более мелкими островами и северным берегом. Висячий мост построили почти двадцать лет назад, и тогда никто не верил, что это огромное стальное сооружение длиной почти в полторы мили, с уходящими в воду опорами, взлетающими на недосягаемую высоту алыми крыльями и натянутыми стальными тросами, горящее ночью электрическим светом – простоит хотя бы день. Но он выдержал, несмотря на то, что до сих пор казался многим слишком изящным, хрупким и воздушным.
Кроме железной дороги по мосту проходила и обычная – для экипажей и пешеходов. Предприимчивые ка-га обо всем позаботились и постоянно тянули плату из города за право пользования своим детищем. Уже пару раз случались ситуации, когда мэр пытался протащить в Городском совете предложение о национализации важного для города объекта. Но Глас Иных и забастовки ка-га, а также недовольные акционеры из числа уважаемых жителей Рапгара на корню пресекали эти попытки градоначальника перевести денежный поток в свои руки.
Впрочем, мост Разбитых надежд так назывался не потому, что он не рухнул в первый же час после завершения строительства, на чем букмекеры потеряли кучу наличности. И не оттого, что у мэра так и не получилось взять власть над этой золотой жилой. Просто последние двадцать лет прыжок с моста – самый излюбленный способ расстаться с жизнью.
Сюда приходят все – проигравшиеся в Яме, несчастные влюбленные, лишенные гражданства, потерявшие работу, расставшиеся со всеми надеждами и просто уставшие от сумасшествия нашего мира.
Четыре с небольшим секунды свободного падения, и покойника, если тому повезет попасть в течение и всплыть, через несколько дней баграми вытаскивают из воды лодочники или жандармы. Или же, если они не поспешили, набежавшие скангеры или выползший из темной норы тру-тру, оприходуют несвежее мясо по-своему. Падальщики и людоеды чувствуют мертвых гораздо лучше, чем живые.
Далеко на западе, в голубоватой дымке виднелась широкая, серая, ребристая полоса – дамба дьюгоней, отделяющая огромное озеро Мэллавэн от фьорда, вода в котором была чем дальше от преграды, тем солонее. Перед дамбой раскинулся низкий, застроенный домами длинный остров. Я бы на месте жителей его районов – Паутинки, Хвоста и Гетто Два Окна – нервничал. Чуть ли не каждый год газеты писали, что по всем математическим расчетам выстроенная дьюгонями плотина не выдержит напора воды и зальет Рапгар по крыши. Если такое случится, то Паутинка и иже с нею утонут первыми в течение нескольких минут.
Правее от дамбы располагались самые грязные заводские и фабричные районы. Очаровательная четверка: Пепелок, Дымок, Сажа и Копоть. Я в жизни там не был и надеюсь, что никогда не попаду, так как у меня нет запасных легких.
Многочисленные трубы предприятий, работающих на благо города и страны, пачкали небо бесконечными столбами дыма самых странных и нелепых цветов, вплоть до алого и зеленого. При ясной погоде, когда начинался закат, из-за этих выбросов в воздух солнце окрашивалось во все оттенки радуги, а его лучи создавали и вовсе невиданные оптические эффекты. Боюсь, таких перемешанных палитр не мог бы изобрести даже воспаленный мозг лунатика, который обожрался наркотика мяурров.
На счастье жителей Рапгара, роза ветров, властвующая над городом, была такова, что весь дым сносило на запад, на озерный край и начинавшиеся за ним леса. В противном случае, вся столица давно бы успела зарасти сажей и провонять вплоть до старых катакомб.
Мы миновали мост, под которым спокойно проплывали корабли, и въехали в Сердце – деловой центр Рапгара, пристанище крупных банков, представительств компаний, посольств, магазинов, Академии доблести и Скваген-жольца. Дома здесь были не в пример выше, красивее и чище тех, что остались на южном берегу, а улицы широки и просторны.
Поезд начал замедлять ход, миновал небольшой туннель, проложенный над проспектом, где располагался любимый ресторан Данте, и не прошло и двух минут, как мы оказались на Центральном вокзале.
Вагон остановился у перрона, я встал и уже собирался покинуть купе, когда мое внимание привлек маленький желтый лоскуток, торчащий между спинкой и кожаной подушкой дивана, на котором недавно сидела Эрин.
– Что это? – нахмурился я, подошел поближе, и в руках у меня оказался женский шелковый платок.
Он был канареечно-шафранным, с витиеватыми оранжевыми разводами и едва уловимо пах духами Эрин – красный мандарин, ваниль и свежесрезанные цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25