Но сокровища сокровищами, а голова-то одна. Один лишь раз нашлись головы достаточно отчаянные – заезжий скупщик полотна откуда-то аж из Центрального Поммерна да деревенский пьянчужка Тео.
Плохо обернулась их затея. Средь ночи деревня огласилась дикими воплями. На них с большим старанием отозвался юный тогда еще Бернгардт, а после него – все остальное собачье племя Бистрица.
Переполох поднялся неописуемый, страшнее, чем при землетрясении. Иржи помнил, как у двора Иоганна, наискосок от мельницы, собралась толпа кое-как одетых и чем попало вооруженных мужиков во главе со старостой.
Охрипнув от споров, воинство порешило, что спасать гибнущие души, конечно, надо, но куда лучше это делать не в темноте. И когда небо просветлело, а крики стихли, вот тогда смельчаки под водительством уже Иоганна (твоя обязанность, полицай, пробурчал староста) двинулись к плотине. Фома же остался на берегу, подавая оттуда полезные советы. Осуществлял общее руководство.
Спасатели переправились на остров, но подойти к мельнице не успели. С обрыва что-то шумно ухнуло в воду. Бернгардт взвыл, вырвался из хозяйских рук, после чего позорно бежал в родную подворотню. А из тумана на отмель выбралась бледная фигура.
Хныча, завывая и постанывая, размахивая длиннейшими рукавами, привидение наподдало и резво промчалось мимо остолбеневших мужиков. Тех, кто не пошел к мельнице и по разным уважительным причинам остался охранять старосту.
На перекрестке исчадие уронило Фому, упало само, но вскочило и ринулось дальше, к околице, сопровождаемое волной собачьего лая.
Старосту почтительно подняли.
– М-мерзавец! – рычал он. – Ужо задам!
Правда, при этом он дрожал и пятился, стряхивая тину. Мужики стали у него допытываться, кто ж это было.
– В-водяной, – отвечал Фома в страшном волнении. – Холодный весь. Глазищи – во, по блюдцу!
Потом тоскливо вздохнул и добавил:
– Эх-х! Бородавки теперь пойдут...
– Да это Тео пробежал, – сообщил Иржи с забора.
– Ну да. А ты как узнал?
– Вы чего, его кальсоны не помните? Мужики загалдели:
– А ведь точно.
– Тео, значит.
– Вот паразит!
– Ну, тогда другое дело.
– Догнать! – рявкнул Фома.
М-мерзавца догнали на лошадях, далеко в поле. Выглядел он прескверно. В одном исподнем, мокрый, исцарапанный, Тео никого не узнавал, мычал невразумительное, а когда к нему прикасались, вздрагивал и стучал зубами. От чарочки, впрочем, не отказался.
– Майн готт, – сказал Иоганн. – Он есть седой.
И это было сущей правдой. Натюрлих. Сильно переменился раб божий.
Внезапное появление Тео, равно как и его вид, произвело глубокое впечатление. Следующая экспедиция собралась только к восходу солнца. Она состояла из всего мужского населения, включая хворых, сирых и престарелых, вплоть до дряхлого патра Петруччо с иконой и паникадилом
Волоча своры собак, спасатели ступили на остров сразу с обоих берегов, размашисто крестясь и обильно брызгая святой водой. Это помогло. Новых ужасов не случилось. Зато следы старых выглядели нравоучительно.
Торговец полотном лежал у порога мельницы, обхватив жестоко исцарапанную лысину. Из его окаменевшего кулака торчал пучок вороньих перьев, а кругом валялись медные монеты.
– Живой, – сказал Иоганн. – Живучее купца одна лишь кошка. Кетцель то есть.
Пострадавшего перенесли в трактир, а дверь мельницы подперли осиновым колом. К Фоме вернулась храбрость. Он предложил спалить к чертовой матери ведьмину берлогу.
Мужики почесались и привели несокрушимый довод:
– Дык камень. Все одно – гореть не будет. Впрочем, староста особо и не настаивал. Дело в том, что
у трактирщика Макрушица, прикарманившего пару талеров, вскоре страшно разболелись зубы. Само собой, порешили, что так ему ведьма отомстила. После этого никто уж в Бистрице и не помышлял о поджоге или каком другом вредительстве. А вот благодарственный молебен «во избавление от козни неприятельской» посетило неожиданное количество прихожан. Патр даже прослезился.
Купец же два дня пролежал без памяти. На третий его вместе с Тео увезли в окружной городишко Юмм. С ними отправился и Фома – объясняться. Заодно поросенка на рынок повез. Иоганну же в это время геймельский урядник приказал «успокоить общественное возбуждение». Общественного возбуждения Иоганн нигде не обнаружил, поэтому повесил приказ на воротах и уехал полоть картошку.
Вернувшись, Фома первым делом отправился в трактир и надежно выпил. Его обступили.
– Ну, чего там?
Староста закусил молодой луковицей
– В Юмме полно солдат, – сказал он.
– То есть много, значит?
– Ну да. В пивнушки не пробиться. Мужики сочувственно покивали:
– Это точно. Через солдат в пивнушку не пробиться. Поросенка почем продал?
– Нормально, цены хорошие.
– Ну а судья-то чего сказал?
– Его честь смеяться изволили, – мрачно сообщил Фома. – Сказали, что путь познания тернист. Колючий, значит.
– Вон что. Колючий. А где Тео?
– Этот перевоспитывается.
– Вон что. И как?
– Сам не знаешь?
– Знаю. Конюшни, что ли, чистит?
– Не-а. Там новую башню ставят. Перед мостом. Вот Тео камни и таскает. Велено передать, так будет с каждым, кто на чужую собственность позарится.
– Что же, Промеху, значит, не тронь?
– Ага. Сказано, что без ведьминой силы с нами не управиться.
– Оно конечно, – спокойно согласились слушатели. – Власть должна быть страшноватой.
Фому это не совсем устроило.
– Эх-х! В Пресветлой Покаяне давно бы эту мельницу с-спалили. К чертям рыбачьим! Вместе с ведьмой.
– В Покаяне ты бы давно без штанов ходил, – веско сказал деревенский кузнец.
Все закивали. Вести о том, как живется в Пресветлой, добирались и до Бистрица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105