Уильям Банни-Лист впал в легкую панику.
— Далеко ходить тоже трудно, — пробормотал он. — Да и нельзя…
— Я читал, что призраки ограничены в своих передвижениях, — сказал Джонни.
— Призраки? При чем тут призраки? Я самый обычный… э-э… мертвец. — Банни-Лист воздел прозрачный перст. — Ха! Тоже мне довод, — фыркнул он. — Видишь ли, то, что после смерти я по-прежнему… здесь, не означает, будто я незамедлительно уверую во всякую антинаучную чушь. Ничего подобного. Мыслить следует трезво, логически, мальчик мой. И не забудь про газету.
И Уильям Банни-Лист медленно растаял. В последнюю очередь исчез палец, упрямо демонстрировавший его полное неверие в жизнь после смерти.
Джонни подождал, но, похоже, больше никто из обитателей кладбища показываться не собирался.
Он чувствовал, что за ним наблюдают — но не глаза. Ему, в общем, не было страшно, только неуютно — ни зад почесать, ни поковырять в носу.
Постепенно Джонни впервые толком разглядел кладбище. Впечатление, надо сказать, складывалось довольно грустное.
Кладбище выходило к заброшенному каналу, забитому мусором; на берегах устроили себе лежбище чудища хламозойской эры — старые коляски, разбитые телевизоры и продавленные кушетки.
В стороне виднелся крематорий с прилегающим к нему «Садом памяти» — вполне ухоженным, с посыпанными гравием дорожками и разными табличками вроде «По газонам не ходить». Передней границей кладбища служила Кладбищенская улица, на другой стороне которой когда-то стояли жилые дома, а ныне высилась стена, отгораживающая двор ковровой фабрики «Бонанца» («Наш девиз — экономия средств клиента!»). Чудом сохранившиеся старая телефонная будка и почтовый ящик намекали на то, что когда-то, в незапамятные времена, кто-то считал эту улицу своей малой родиной. Но теперь это была просто дорога, по которой можно, срезав угол, обогнуть территорию промышленного предприятия.
С четвертой стороны кладбища почти ничего не было: кирпичные развалины и сиротливо торчащая высокая труба — все, что осталось от местной галошной фабрики («Объедешь все страны, весь мир обойдешь, но лучше наших галош не найдешь!» — гласил один из наиболее широко прославившихся своим идиотизмом рекламных лозунгов).
Джонни смутно припомнил: что-то такое мелькало в газетах. Какие-то акции протеста… но, с другой стороны, без акций протеста не проходило и дня, а новости лились таким потоком, что выловить оттуда что-нибудь важное или существенное было попросту невозможно.
Он подошел к развалинам фабрики. Вокруг стояли брошенные бульдозеры. Проволочная сетка заграждения кое-где была прорвана, несмотря на объявления «Осторожно! Злые собаки!». Возможно, это злые собаки пробили себе путь к свободе.
На большом фанерном щите художник изобразил здание, которое собирались возвести на месте галошной фабрики. Очень красивое. Перед ним били фонтаны, зеленели бережно пересаженные старые деревья, у подъезда беседовали чисто одетые люди, а небо над крышей горело яркой синевой (большая диковина для Сплинбери, где небо — странного мыльного цвета, словно живешь в глянцевитой белесой коробке из-под видеомагнитофона).
Джонни некоторое время смотрел на щит, где сверкало синее небо. В реальном мире шел дождь.
Было ясно, что территории старой галошной фабрики этому дому не хватит.
Надпись над картинкой кричала: «Холдинговая компания „Объединение, слияние, партнерство“ открывает потрясающие перспективы — вперед, в будущее!»
Джонни особого потрясения не испытывал, но чувствовал, что «Вперед, в будущее!» звучит еще глупее, чем «Лучше наших галош не найдешь!».
На другой день, до уроков, он потихоньку унес из дома газету и засунул ее подальше от посторонних глаз за могилу Уильяма Банни-Листа.
Он не боялся, но чувствовал себя ужасно глупо и жалел, что не с кем поговорить о случившемся.
Посоветоваться и впрямь было не с кем. Зато потрепаться — пожалуйста.
В.школе существовали самые разные команды и тусовки — спортсмены, умники и даже «Общество упертых юзеров».
А еще — Джонни, Холодец, Бигмак, гордо величавший себя Последним Из Реально Крутых Скинов (хотя, по правде говоря, этому тощему пареньку с короткой стрижкой, плоскостопием и астмой было затруднительно даже просто ходить в десантных ботинках), и Ноу Йоу, формально — чернокожий.
Они выслушали его на перемене, сидя на стене между школьной кухней и библиотекой. Там они обычно тусовались — или, скажем так, коротали время.
— Призраки, — объявил Ноу Йоу, дослушав до конца.
— Не-ет, — неуверенно протянул Джонни. — Им не нравится, когда их называют призраками. Это их почему-то обижает. Они просто… мертвые. Ведь нельзя же дебила называть дебилом или «у. о.»? Вот и тут то же самое.
— Дипломатия, — уважительно сказал Ноу Йоу. — Я про это читал.
— То есть они предпочитают, чтоб их называли… — Холодец умолк и задумался, — гражданами, перешедшими в новое качественное состояние.
— С поражением в праве на дыхание, — подхватил Ноу Йоу.
— Ограниченными по вертикали, — прибавил Холодец.
— Как это? Их, что ли, укорачивают? — изумился Ноу Йоу.
— Да нет, в землю кладут.
— А зомби? — спросил Бигмак.
— Зомби нужно тело, — сказал Ноу Йоу. — Зомби получаются не из покойников, а если наесться особой вудушной смеси рыбы с тайными кореньями.
— Ух ты! Какой-какой смеси?
— Не знаю. Откуда мне знать? Какой-то рыбы с какими-то кореньями.
— Наверное, в стране вудистов сходить к девочкам — целое приключение… — предположил Холодец.
— Ну уж ты-то должен знать про вуду. — Бигмак мотнул головой в сторону Ноу Йоу.
— Почему это?
1 2 3 4 5 6 7