Поэтому в результате этого так называемого расстрела я лишь немного ранен, но не убит. Они по-прежнему надеялись добиться от меня нужной информации.
– Мы во что бы то ни стало вытрясем из тебя эти сведения, – сказал офицер. – Правда, для этого нам, вероятно, придется изобрести еще несколько пыток. Однако в любом случае, мы узнаем то, что нам нужно. Поэтому знай, что чем дольше ты будешь молчать, тем больше тебе придется страдать.
Да, мне довелось прожить нелегкую жизнь, и если бы не курсы специальной подготовки, которую я прошел в монастыре, не знаю, что бы я делал, оказавшись в плену. И вообще я не представляю себе, как на моем месте мог бы сохранить рассудок тот, кто в прошлом не занимался самосовершенствованием. Скорее всего, такой человек просто не выжил бы в тех условиях, в которых оказался я.
От ран, которые я получил во время «казни», у меня началось двустороннее воспаление легких. Некоторое время я тяжело болел и постоянно находился на грани смерти. К этому следует прибавить также, что меня никто и не думал лечить или переводить в более приличную камеру. Я по-прежнему лежал на бетонном полу без всякой подстилки, кидаясь и дрожа от горячки, с единственной надеждой на скорую смерть.
Однако мало-помалу я начал выздоравливать, и вот однажды я услышал гул каких-то самолетов. Рев их двигателей отличался от гула двигателей японских самолетов, который я хорошо знал. Я подумал, что бы это могло значить. Поскольку тюрьма находилась в деревушке, расположенной поблизости от аэродрома Хиросимы, я решил, что японцы, которые к этому времени везде побеждали, должно быть, перегоняют на свою территорию захваченные в других странах самолеты.
В один из последующих дней, когда я все еще был довольно слаб до меня снова донесся рев незнакомых самолетов. Внезапно пол камеры содрогнулся, и откуда-то донесся ужасный грохот. Сверху сыпалась пыль с очень неприятным застоявшимся запахом. Воздух, казалось, был наэлектризован, в нем чувствовалась какая-то напряженность. На мгновение все будто замерло. Затем я увидел, как по двору тюрьмы вне себя от ужаса бегали солдаты, взывая к Императору, чтобы он защитил их от того, о чем они сами ничего не могли сказать.
Это было 6 августа 1945 года – день атомной бомбардировки Хиросимы. Некоторое время я лежал и думал, что же мне делать дальше. Казалось, что солдаты так переполошились, что забыли и думать о заключенных. Поэтому, пошатываясь, я встал на ноги и убедился в том, что дверь в мою камеру не заперта. Я был так безнадежно болен, что никто не мог представить себе, как я могу бежать. Кроме того, обычно возле нее стояли часовые, которые сейчас куда-то убежали. Все во дворе были в панике. Японцы думали, что Бог Солнца перестал покровительствовать им, и поэтому они носились по двору, как растревоженные муравьи. Повсюду валялись ружья, одежда и куски пищи. Оттуда, где находилось их бомбоубежище, доносились громкие крики, так как все они не могли туда поместиться.
Я был очень слаб. Я едва стоял на ногах. Нагнувшись, чтобы подобрать валяющиеся на земле китель и фуражку японского солдата, я чуть было не упал от головокружения. Став на четвереньки, я сохранил равновесие, а затем натянул на себя китель и фуражку. Рядом я заметил пару тяжелых сандалий. Я обулся в них, потому что был босиком. Медленно я заполз в кусты, а затем, едва передвигая ноги, потащился дальше. Вдали рвались бомбы, содрогалась земля. Все противовоздушные орудия не переставали стрелять. В небе потемнело от широких полос черного и желтого дыма. Казалось, что весь мир разваливается на куски, и я не раз спрашивал себя, зачем с таким упорством куда-то ползу, когда очевидно, что наступил конец света.
В течение всей ночи, преодолевая сильную боль, я добирался до морского побережья, которое, как я знал, находилось в нескольких милях от тюрьмы. Я был очень слаб. Дышать было невыносимо трудно, все тело трясло, меня покачивало от слабости. Для того, чтобы продолжать путь в эту ночь, мне пришлось пустить в ход все свои способности. На заре я в конце концов достиг побережья в районе небольшого залива. Изнемогая от усталости и болезни, я вылез из прибрежных кустов и осмотрелся. Прямо передо мной на волнах покачивалась небольшая рыбачья лодка, привязанная к берегу. Поблизости никого не было. Очевидно, ее владелец в панике куда-то убежал.
Незаметно я подполз к лодке и, взявшись за борт, приподнялся, чтобы заглянуть внутрь. В лодке никого не было. Поставив одну ногу на веревку, которой лодка была привязана к берегу, ценой невероятных усилий мне удалось перевалиться через борт. Тут силы покинули меня, я повалился головой вниз на дно лодки. На дне оказалось немного воды и несколько кусков вонючей рыбы, которая, очевидно, использовалась в качестве приманки. Через некоторое довольно продолжительное время я собрал достаточно сил для того, чтобы перерезать веревку ножом, который оказался в лодке. Затем я снова свалился на дно, а лодка, увлекаемая течением, начала медленно выплывать из залива. Я подполз к штурвалу и в изнеможении растянулся возле него. Через насколько часов я смог поднять потрепанный парус и поймать в него попутный ветер. Но это настолько утомило меня, что я без сознания повалился на дно лодки.
Позади я оставил Японию, по отношению к которой были применены жесткие меры. На города этой страны были сброшены атомные бомбы, взрывы которых полностью деморализовали воинственно настроенных японцев. Война закончилась, но я тогда этого не знал. Я думал что война закончилась только для меня, ведь я плыл по Японскому морю без воды и без пищи, если не считать тех кусков тухлой рыбы, которые валялись на дне лодки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84