К несчастью, бегство для нас так же невозможно, как и сражение.
- Невозможно? Почему?
- Ах, сеньор, - возразил Педро с недовольным жестом, - разве вы забыли, что мы бросили наших лошадей и что нельзя спастись пешком в пустыне? Предположим даже, что нам удастся присоединиться к ним, но ведь вы не хуже меня знаете, в каком состоянии мы их оставили.
- Тогда, - сказал Генри Тресиллиан, - нам остается только защищаться на этой площадке!
- Вот именно, сеньор, об этом-то и нужно дать знать как можно скорее.
- Ну что ж, если нападение невозможно... Недурно будет показать этим проклятым дикарям, что они так просто до нас не доберутся.
Глава VIII
НАПАДЕНИЕ НА ЛАГЕРЬ
На площадке дон Эстеван не оставался в бездействии. Бывший военный, привыкший к отчаянным схваткам, он беспрепятственно принял начальство над войском, и его признанный авторитет при теперешних обстоятельствах мог оказать лишь самое полезное влияние.
Указав женщинам и детям наименее опасное место, он с большим хладнокровием готовился к защите: велел зарядить ружья, раздать заряды и устроить нечто вроде арсенала, где порох и пули могли сохраниться от сырости.
Как внимательный военачальник дон Эстеван прежде всего постарался определить положение, чтобы быть в состоянии судить о слабых пунктах и осмотрительно и осторожно распределить посты.
По его мнению, относительная многочисленность индейцев не могла сама по себе внушать особые опасения. Восемьдесят решительных и хорошо вооруженных человек в такой недоступной позиции, какую занимали рудокопы, могли не бояться врага, даже более многочисленного, чем койоты, а импровизированная крепость имела приблизительно такое количество защитников.
Эти люди, можно бы сказать, эти авантюристы, большею частью привыкшие к опасности во всех ее формах, сами почувствовали необходимость сомкнуться и доверить свою участь предусмотрительности и осторожности одного. Они, как по наитию, поняли необходимость дисциплины в присутствии внезапно появившихся врагов, которые казались тем опаснее, что сами заимствовали оружие и тактику у регулярных войск. Таким образом, власть дона Эстевана была признана как бесспорная необходимость.
Рудокопы, построив сильную баррикаду из камней, которая должна была им служить и защищающим парапетом и арсеналом для ядер, казалось бы, должны были только терпеливо ждать сигналов гамбузино, но трудно быть терпеливым в подобном случае.
Несколько секунд, протекших между двумя последними выстрелами, были полны томительного ожидания. Кто эти индейцы, друзья или враги? Какие у них намерения? Последовала минута нерешительности. Увы! Едва звук третьего выстрела замер вдали, как четвертый положил конец всякой неизвестности. Вопрос был решен.
- К несчастью, это апачи! - сказал Эстеван своему товарищу.
Но опасность была большей, чем предполагал дон Эстеван. Педро скоро должен был дать знать ему об этом.
- Койоты! - закричал ему гамбузино, как только приблизился настолько, чтобы быть услышанным. - Шайка Гремучей Змеи! - прибавил он тише, подходя.
Присутствующие переглянулись с испугом. Эти слова не нуждались в комментариях.
Действительно, нельзя было ждать пощады от родственников и друзей воинов, перебитых капитаном Перецом. Что за дело было койотам до того, что жители Ариспы и сами рудокопы глубоко порицали этот варварский поступок? Со времени этого преступления бледнолицые, кто бы они ни были, стали для индейцев заклятыми врагами, которых следовало безжалостно истреблять.
Лицо дона Эстевана невольно омрачилось.
- Стало быть, - сказал он, - вы уверены, дон Педро, что перед нами шайка Гремучей Змеи?
- Я в этом уверен, - отвечал тот. - Я так близко видел этого разбойника, что узнал бы его из тысячи, да и ваша подзорная труба дала мне возможность различить даже его тотем - эмблему, которую он носит на своей груди и которою украсил мою.
Подобно тому, как служители некоторых фламандских церквей отдергивают занавеси, закрывающие дорогие картины, чтобы показать их путешественникам, так и Педро распахнул свою рубашку и показал всем своим собеседникам произведение искусства, которое он уже показывал Генри Тресиллиану. Каждый слышал об этом характерном знаке предводителя койотов, и теперь никто уже не сомневался, что имеет дело с Гремучей Змеей и его шайкой.
Когда рудокопы пришли в себя от первого, вполне естественного волнения, дон Эстеван, с тем спокойствием, которое его никогда не покидало, объяснил им положение дел. Начальник понимал, что надобно прежде всего не допустить паники и предохранить от всякого подобного чувства людей, положившихся на его опытность. Поэтому он выказал совершенную уверенность в успехе, но не скрыл возможных и даже неминуемых трудностей осады, которая только начиналась.
Впрочем, естественная крепость, занимаемая рудокопами, была так неуязвима, что открытого нападения можно было не опасаться. Если же, однако, Гремучая Змея отважился бы на это, его встретили бы достойно.
Рудокопы были хорошо вооружены. Им нечего было бояться недостатка в боевых и съестных припасах, если только расходовать их предусмотрительно, а источник, находившийся тут же, дарил им свежую воду.
Не убаюкивая себя иллюзиями, можно было надеяться, что, несмотря на численное меньшинство осажденных, могло представиться благоприятное обстоятельство, которое позволило бы им напасть на дикарей или попросту убежать от них.
Надежда так сильно укоренилась в человеческом сердце, что даже в такие критические часы, которые переживали рудокопы в начале этой осады, большая часть из них предвидела уже освобождение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47