Ты совершенно ничем ему не обязан. Он
помедлил.
- Ася моя... Я тебя чем-то обидел? Не представляю... Но так
же все равно нельзя.
- Что ты болтаешь? - спросила Ася. - Ты ужасно много
болтаешь, Симагин. Я встретила другого человека.
- Ты ни с кем не будешь счастлива, - услышала она издалека.
Телефон молчал.
- Нет, ну это просто смешно! - сердито воскликнула она. -
Самовлюбленный мальчишка! Неужели ты думаешь, что мог всех
заслонить? Уходи, - сказала она легко.
Он послушно поднялся.
- Ася, - сказал он.
- Все-все-все, - ответила она. И, чтобы покончить, добавила:
- Ты мне стал физически неприятен. Он будто даже обрадовался.
- Это пройдет! Оттого тебе и кажется остальное. Все будет
хорошо. Ведь было хорошо - правда? Она нехотя шевельнула плечом.
- Ты глупышка, - сказал он нежно. - Ты даже не понимаешь,
что так легко поверила тому... кого встретила... лишь оттого, что
нам было хорошо. Ты привыкла верить... Все вернется, Ася. Я буду
ждать тебя, ты очнешься. Любимая, родная моя, бесценная... - Он
задохнулся. - Настоящее не уходит!
Слушать этот вздор было жалко и стыдно. И ведь я когда-то
думала, что люблю его... Ее передернуло. Та жизнь казалась
выдуманной. От нее ничего не осталось. Хоть бы Татка пришла.
Телефон молчал.
- Настоящее не кончается, Ася! Настоящее...
Что еще он хотел поведать о настоящем, осталось его личным
делом. Дверь с грохотом распахнулась, и деканат заполнила
гомонящая молодая ватага. Ася облегченно вздохнула. Внимать
Симагину было совершенно невыносимо. Будто любовь ей предлагал
гниющий труп. Теперь Симагин смотрел издалека, его будто свежим
ветром смело в угол, и Ася сразу стала энергичной, раскованной,
говорливой. Она испытывала странную легкость, работа спорилась в
ее руках, мелькали печати, бланки... Вернулась Татка и стала
описывать презабавный инцидент в буфете. Не очень вслушиваясь,
Ася от души смеялась. Это был ее мир. Живой, невымудренный. И
только телефон молчал.
Симагин ушел минут через пятнадцать.
Она посмотрела в окно, как он бредет по набережной, шатаясь
от яростных ударов ветра. Плащ бился на нем, точно хотел улететь.
Много курю, подумала Ася, сминая в пальцах сигарету. Может, от
этого заживает медленнее. А нужно быть готовой. Может, он уже
скоро скажет: хочу. Симагин стоял на набережной, обвалившись на
парапет, и все оборачивался - будто ждал, что, как встарь, Ася
выскочит из дверей в наспех наброшенном пальто и бросится бегом
поперек мостовой. Сияющая. Счастливая. Нет уж, увольте. Хватит
унижаться.
Валерий позвонил в начале второго. Он работал всю ночь,
сделал двенадцать очень качественных страниц и, заснув лишь под
утро, попросту проспал. Они договорились. Какое счастье, он
все-таки позвонил.
Кажется, их поздравляли. Кажется, Вайсброд расспрашивал.
Кажется, приезжали из центра с новыми записями - их надо было
принять. Наверное, он сделал и это - кроме него, просто некому
было это сделать.
Он ушел с работы вместе со всеми. Но отдельно. Вышел в
ветер. Горбясь под неимоверной тяжестью неба, прошел мимо
закрытого цветочного киоска, мимо автобусной остановки.
Он не помнил, где плутал. Забрел, кажется, в маленький
кинотеатр. Ему стали что-то показывать. Он ушел с середины.
Он пришел домой в половине десятого. Ноги омертвели от
скитаний. Кружилась голова. Он не ел с Москвы. Вот теперь -
казалось, триста лет прошло после того, как он утром приехал сюда
с вокзала - он понял, что произошло. И одновременно понял, сидя
на стоящем в коридоре нераспакованном чемодане, что в глубине
души весь день носил сумасшедшую надежду - придя домой, встретить
здесь ее. Потому и не шел допоздна - давал ей время. Было пусто.
Было много места - три маленькие комнаты, узкий коридор,
кухонька, и повсюду одинаково - пусто. Все дышало ею, мерцало
отблесками. Но отблески угасали. Промозглая ночь сочилась в окна.
Ему казалось неоспоримым, что лишь тогда он начал жить, когда на
остановке увидел прекрасную девушку с ослепительно черным костром
волос. И, значит, сегодня - кончил жить. Ему было страшно. Ведь
впереди, наверное, еще много лет. Голова разламывалась, он принял
баралгин, напился воды из крана. Подошел к окну. Город спал.
Громоздились темные, мертвые контуры. Ледяная луна стремительно
летела над ними, гибла в тучах, взрывая их края серебряным
блеском, и вновь вырывалась в бездонную черноту, падала в глаза
жутким бельмом. Ее пронзительный свет был непереносим. Симагин
задыхался. Он пошел обратно. Гулко, непривычно звучали на ночной
лестнице выходящие шаги. Завывал ветер. В почтовом ящике белело,
Симагин машинально вынул - письмо. "Здравствуйте, наши дорогие!
Что-то давно от вас нет ничего. Сеновал мы приготовили, погода
стоит отменная, и верандочка ваша ждет не дождется. Тошенька,
поди, вырос за лето совсем большой, мы купили ему велосипедик,
пусть катается, тут просторы. Как Асино здоровье? Ты, Андрюша, ее
сейчас береги. Не знаешь, какие женщины в такой момент капризные,
так то не со зла". На улице черный свирепый ветер ударил Симагина
по лицу, закрутил плащ. Симагин разжал пальцы - маленький светлый
призрак мелькнул в темноте и пропал, проглоченный водоворотом.
Сгибаясь, Симагин побрел. Он не знал, куда идет. Он не знал даже,
что идет. Но шел безошибочно, и в сером свечении рассвета пришел.
Долго стоял под неживыми окнами. Потом вспомнил - там, внутри,
она тоже одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85