- Да, немножко, - согласился Дима.
Старичок побегал взглядом влево-вправо, а потом вытянул тонкую,
трепетную шейку, заглядывая за скамью.
- Вы один отдыхаете?
- Ясно дело. Вдвоем - это уже не отдых.
- Сколько вам лет, молодой человек?
- Формально я возмутительно молод.
- Ну это главное... - старичок поежился. Нашел взглядом свою собачку.
Пробормотал: - Пойдем-ка мы. Барри, кажется, замерз.
- По нему видно.
- Вы не любите животных?
- А что, похоже?
- В вашем голосе мне почудилось ирония.
- Я тигров люблю, - сообщил Дима.
- Я так и думал. Идем, Барри, - проговорил он заботливо, - пора
баиньки. Подписал? - он опять полуобернулся к Диме. Он так и стоял к нему
боком. - Со мной давно не говорили столь приветливо.
- Это не моя заслуга, - улыбнулся Дима.
Старичок покачал головой.
- Неправда.
Доходной, ледащенький Барри миролюбиво заурчал.
В парадной тишине возник торопливый, нервный перестук каблучков, и
из-за близкого поворота, словно выброшенная угловым кустом сирени,
возникла девушка, увидев старичка, она остановилась и требовательно
спросила:
- Простите, как добраться до Уткиной заводи?
Старичок с секунду молчал.
- Запамятовал, - сказал он с явной хитринкой. - Быть может, молодой
человек?.. - и сделал широкий жест в сторону Димы, как султан,
развалившегося в тени. При этом задел напоенные влагой ветви, и на Диму
обрушился короткий ливень.
- Ох, простите, - вздрогнув, покаянно сказал старичок.
- Ничего, улыбнулся Дима. Почему-то в этом разговоре он все время
улыбался. - Даже приятно. Я уважаю душ, настоенный на давно отцветшей
сирени.
- Именно на давно отцветшей?
- Можно и на цветущей. Но тогда общефизиологическое воздействие
совсем иного порядка, не для отдыха. Оно не вселяет негу, а возбуждает
чувственность.
- Вы биолог?
- Что вы. Биологи полезные люди, а я тунеядец...
- Зачем же так самоуничижительно? - подойдя, с иронией спросила
девушка, и Дима повернулся к ней. - Отвечайте по делу, а судить будем мы.
- Я художник, - медленно проговорил Дима, глядя на нее.
- Идем, Барри, - сказал старичок и неторопливо пошаркал к парадному,
унося с собой необозримую рыхлую память о массовых митингах, массовых
восторгах, массовых героизмах, массовых расстрелах, массовых выселениях,
массовых предательствах, массовых смертях, массовых надеждах, массовых
дряхлениях, сквозь клубящиеся бездны которых, чуть мерцая в темноте, как
струйка ни в чем не виноватого и ничего не понимающего Барри, сочилась
удивительно короткая его жизнь.
- То есть, учусь на художника, четвертый курс... вы не подумайте -
так, маляр...
Она взглянула на него, искря стеклами очков.
- Я и не думаю. Маляр так маляр.
Она была как призрак, порожденный ночным маревом. Казалось, она
светится. Казалось, она ничего не весит, не касается земли, плывет, над
этим обыкновенным мокрым тротуаром, и каблучки ее стучат просто так, для
виду, чтобы никто не понял, кто она такая.
Господи, да ничего в ней не было! Чистое легкое лицо, короткое
платье, тонкие руки, открытые до плеч...
Она была как душа. Дима склонил голову набок, не в силах оторвать
взгляд. Просто нельзя было не знать, как добраться до Уткиной заводи.
Сегодня мой день, подумал он. Сердце вдруг взбесилось: казалось, не то что
ребра - рубашка не выдержит и лопнет, вот сейчас лопнет...
- Автобусом, я только не помню, - сказал он, поднявшись со скамейки,
- где останавливается восьмерка. Придется чуть-чуть поплутать...
Она смотрела на него. Ей было легче - она закрывалась очками, в них
отсверкивал далекий фонарь.
- Может, на пальцах объясните, маляр?
Дима сделал беспомощное лицо.
- Сам буду искать, - извинился он. - Шестым чувством. Если вы устали,
или не хотите с маляром идти рядом - я могу сбегать, а потом вернусь сюда
и доложу, лады?
- Быстрее будет спросить кого-нибудь другого, - недовольно сказала
она.
Секунду Дима стоял с разведенными руками, взглядом лаская ее
настороженно сжатые губы, а потом вздохнул и уселся обратно.
- Это, несомненно, логично, - согласился он.
Она не могла уйти, он всемогущ. Только он должен выполнить ее
просьбу. Она задумчиво вытянула губы в трубочку. Улицы были пусты. Окна
гасли - то одно, то другое.
- И зачем вам так далеко! - спросил Дима.
- Не ваше дело, - резко ответила она, но не ушла, лишь с ноги на ногу
переступила в нерешительности. Ноги стройно светили на фоне черного
отблескивающего асфальта. Она перехватила его взгляд, издевательски
спросила:
- Нравится?
Дима поднял глаза. Ее очки отсверкивали, как ледышки.
- Да, - виновато ответил он и опять чуть развел руками: дескать, что
ж тут поделаешь. Она скривилась. Он поспешно добавил: - Вы не думайте, это
у меня профессиональное.
- Профессиональное заболевание - сифилис, - едко сказала она. -
Кто-то из ваших великих в принципе не мог нарисовать женщины, если с ней
не переспал?
Дима тяжко вздохнул.
- Потрясающая эрудиция. Вы, простите, из искусствоведов?
- Нет, - ответила она. - Я спешу.
Дима вскочил.
- Да, конечно, шеф, - сказал он энергично. - Простите, я отвлекся.
Засмотрелся, - добавил он. - Это вон туда. Бежим?
Она взъерошила маленькой пятерней свою короткую прическу. Решительно
отрубила:
- Бежим!
И зацокала рядом с Димой, глядя только вперед, держась прямо и
строго, как в строю. Дима смирил шаги - поначалу он и впрямь побежал от
избытка чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63