- А мы тут, Саша, сидим без тебя, вспоминаем былую лирику, планируем
будущие дела...
- Только не увлекайся лирикой.
- Я даже не курю. Представляешь, он берет у меня в "Нэ эгинэла" целую
подборку, строк на семьсот!
- Поздравляю. Стася, ты...
- Я хочу взять русский псевдоним. Можно использовать твою фамилию?
- Мы из Гедиминовичей. Это будет претенциозно, особенно для Польши. Стася,
послушай...
- А девичью фамилию Лизы?
- Об этом надо спросить у нее.
- Значит, нельзя,- вздохнула она.
- Стасенька, ты никому не говорила о том, куда я собираюсь лететь?
- Нет, милый.- голос у нее сразу посерьезнел.- Что-то случилось?
- Ты уверена?
- Да кому я могла? Я даже не выходила, а с Янушем у нас совершенно иные
темы.
- Может, по телефону?
- Я ни с кем не разговаривала по телефону,- она уже начала раздражаться.-
Честное слово, никому, Саша. Хватит.
- Ну, хорошо... - я с силой потер лицо свободной ладонью.- Все в порядке,
извини.
Было чудовищно стыдно, невыносимо. За то, что ляпнулось в голову.
- Стасик... Ты очень хорошая. Спасибо тебе.
- Саша,- у нее, кажется, перехватило горло.- Саша. Я ведь так и не знаю,
как ты ко мне относишься. Ты меня хоть немножко любишь?
- Да, сказал я одними губами. Да,да,да,да!!
Она помолчала.
- Ты меня слышишь?
- Да,- сказал я в слух.- Да. И вот еще что. Ты не говори ему, кто я. В
смысле, где я работаю.
- Почему?
- Ну, вдруг это помешает публикации.
- Какой ты смешной,- опять сказала она.- Почему же помешает?
- Ну... - я не знал, как выразиться потактичнее.- Он вроде как увлечен
национальными проблемами слегка чересчур...
- Ты что,- голос у нее снова изменился, снова стал резким и враждебным,-
обо всех моих друзьях по своим досье теперь справляться будешь? Он в
какой-нибудь картотеке неблагонадежных у вас, что ли? Какая гадость! - и
она швырнула трубку.
Хлоп-хлоп-хлоп.
Позаботился.
Слов-то таких откуда нахваталась. "Неблагонадежных..." Меньше надо
исторической макулатуры читать...
Не верю. Не может быть.
Неужели случайность?
Таких - не бывает.
Я снова поднял трубку.
- Барышня, когда у вас ближайший рейс на Симбирск?
Симбирск
1
В оранжевой рассветной дымке распахивался под нами Симбирск - между ясным,
светлее неба, зеркалом Волги, даже с этой высоты просторной, как океан, и
лентой Свияги, причудливым ровным серпантином петляющей по холмистой
равнине волжского правобережья. Небольшой, но великий город. Когда-то он
был крайним восточным форпостом засечной черты, прикрывавшей выдвинутые при
Алексее Михайловиче в эту степную даль рубежи страны. Мне всегда казалось
неслучайным, что именно здесь за двести лет до рождения первого патриарха
коммунистов России получил коленом под зад пьяный тать Сенька - выдавленный
из Персии, выдавленный с Каспия, безо всяких угрызений удумавший было
погулять, раз такое дело, по родной землице, вербуя рати посулами свобод и,
как выразился бы какой-нибудь Нечаев, будущего справедливого общественного
строя: "Режь, кого хошь - воля!" Но насилие не прошло здесь уже тогда. Аура
такая, что ли... еще одно сердце России. Иногда мне казалось, что вся эта
неохватная, как космос, держава состоит из одних сердец - то в такт, то
чуть в разнобой они колотятся неустанно, мощно и всегда взволнованно.
И вот насилие, безобразное, словно проказа, проникло сюда.
Неужели и впрямь мутантный вирус?
Невесомым бумажным голубем семисотместная громада спланировала на бетон и
замерла в сотне метров от здания вокзала. Безмятежная заря цвела вполнеба,
когда мы вышли на вольный воздух. Длинная вереница рейсовых автобусов
быстро всосала пролившееся из утробы лайнера людское море и, фырча,
распалась - кто в Симбирск, кто в Ишеевку, кто куда.
До центра Симбирска езды было с четверть часа.
Я отправил группу "Добро" в гостиницу, где всех нас ожидали номера, а сам
пошел по городу, безлюдному и неподвижному в эту рань. Всплыл алый диск, и
спящие дома млели в розовом свете; чуть курилось над лужайками
Карамзинского сквера розовое марево, пропитанное истомным настоем
отцветающей сирени. Сколько сиреневых поколений сменилось с той поры, как
тут гулял великий историк? Обаятельно неуклюжий, будто теленок, длинный
дом, в котором родился автор "Обломова", улыбнулся мне топазовыми отсветами
старомодных окон. По бывшей Стрелецкой, ныне Ленина, мимо принадлежащего
патриаршеству института императивной бихевиористики вышел к Старому Венцу.
Дальше хода не было - откос и буйный, слепящий волжский разлет.
Левое крыло института, выстроенного в тон сохранившимся, как были, зданиям
улицы, упиралось в дом Прибыловского, во флигеле которого появился на свет
первый патриарх.
Было все же что-то неизбывно русское и, не побоюсь выспереннего слова -
соборное в осуществленной им удивительной трансформации. Он верно угадал
подноготный смысл вскружившего многим головы так называемого экономического
учения, вся предписывающая часть которого, в отличие от достаточно глубокой
описывающей, сводилась, если отрешиться от прекраснодушных, таких понятных
и таких нелепых грез об очередном будущем справедливом строе, к фразе, с
античных времен присущей всем бандитам, поигрывающим в благородство и тем
загодя подкупающим бедняков в надежде, буде понадобится, получать у них
кров и хлеб: отнимем у тех, у кого есть, и отдадим тем, у кого нет.
Разумеется - все ж таки девятнадцатый век! - с массой интеллигентских
оговорок: то, что экспроприировано у народа; то, что нажито неправедным
путем... как будто, хоть на миг опустившись с теоретических высей на
грешную землю и вспомнив о человеческой природе, можно вообразить, что в
кровавой горячке изъятий кто-то станет и сможет разбираться, что нажито
праведно, а что - нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81