В свидетелях нет недостатка. Поэтому это дело не займет у нас много времени.Рука Кантэна инстинктивно потянулась к шпаге. В тот же миг Ла Марш и офицер по имени дю Крессоль схватили его. Кантэн почувствовал на себе крепкие руки и не стал тратить силы в бессмысленной борьбе. Пока эти двое не выпускали его, третий расстегнул ему пояс и снял его вместе со шпагой.— Долго сдерживались, говорите, — вкрадчиво проговорил Констан. — Я тоже, но я знал, что рано или поздно, ваша наглость превзойдет себя.— И, — добавил Кантэн, — с маской труса, который через подручных добивается удовлетворения собственной ненависти.Констан пропустил упрек мимо ушей.— Если вы пойдете со мной, господа, мы быстро с этим покончим.Он повернулся, снова вошел в библиотеку и медленно направился к письменному столу. Остальные, окружив Кантэна, последовали за ним. Всего их было шестеро, не считая Констана: Ла Уссэ, Ла Марш, Дюмануар, майор де Месонор, Герниссак и Субалтерн, совсем еще юноша.— Для проведения трибунала нас вполне достаточно, — объявил Констан (Кантэн невольно рассмеялся). — Дело упрощает и то, что все вы были свидетелями нападения, которому я подвергся со стороны арестованного, в чем я его и обвиняю. Господин Ла Уссэ, если вы примете на себя функции председательствующего, процедура закончится весьма быстро.У Кантэна не оставалось сомнений относительно того, в какую ловушку он угодил, однако на лице его нельзя было прочесть ничего, кроме откровенного презрения. Он сам дал Констану в руки средство свести с собою старые счеты. Понимал он и то, какой опасностью чревато враждебное отношение к нему офицеров, которые будут заседать в этом шутовском трибунале и исполнят волю человека, чья ненависть к нему не уступала его хитрости. Однако, некогда Кантэн уже выбрался из западни, не менее смертельной, чем та, куда заманил его Констан и не оставлял надежды выбраться и на сей раз.После слов Констана в библиотеке наступило молчание. Внимательно вглядевшись в лица собравшихся, Кантэн понял, что кроме, пожалуй, Ла Марша и Герниссака эти люди обескуражены тем, чего от них требуют. Как бы враждебно они ни относились к Кантэну, каждый из них руководствовался в жизни правилами, которые побуждали их рассматривать случившееся между господами де Шеньером и де Шавере, как дело сугубо личное, решать которое надлежит без участия посторонних, тем более если принять во внимание неопределенность положения Констана в связи с последними событиями.— Следует ли мне понимать, господин де Шеньер, что полученный вами удар является предметом разбирательства данного трибунала? — после некоторой паузы спросил Ла Уссэ, выразив в данных словах нечто большее, чем собственное тугоумие.— Я полагал, что все сказал достаточно ясно, — нахмурясь, ответил Констан.Большое лицо маленького человечка вытянулось. Он все еще колебался.— Позвольте мне, сударь, осведомиться о природе ссоры, в результате которой он вам его нанес.— Какое это имеет отношение к делу?— На мой взгляд, некоторое отношение имеет. Если вас ударили во время ссоры, носившей сугубо личный характер...Его грубо оборвали:— Я не ссорюсь с подчиненными, сударь. Но коль вы спрашиваете, я отвечу. Ни о каких личных отношениях не может быть и речи. Господин де Морле нарушил субординацию. Он заявил мне о своем намерении покинуть Кэтлегон. Когда я запретил ему это и предупредил, что если он посмеет уехать без моего разрешения, я привлеку его к ответу за дезертирство, он повел себя самым возмутительным образом и ударил меня. Это видели все вы.— Ах! — Ла Уссэ склонил голову. — В таком случае, я выполню ваше распоряжение.Он занял место за письменным столом и дал знак офицерам расположиться вокруг.Рядом с пленником остался один Дюмануар.Тогда сохранявший полную невозмутимость Кантэн задал председательствующему вопрос.— Во время фарса, который вы намерены разыграть, будет ли мне позволено иметь рядом с собой друга? Полагаю, в этом нет ничего необычного.— Разумеется. Вы можете назвать любого из присутствующих, чтобы он выступил на вашей стороне.— Я предпочел бы, чтобы мой выбор не ограничивался столь узким кругом. Я вправе просить об этом. Не припоминаю, чтобы эти господа проявляли ко мне дружеские чувства.— Можете назвать любого по своему усмотрению, — согласился Ла Уссэ.— Благодарю вас, сударь. Может быть, кто-нибудь из присутствующих здесь господ окажет мне любезность найти Сен-Режана и привести его сюда.Констан откинул голову, словно его ударили.— Сен-Режана? Крестьянина? Это недопустимо. Вам придется ограничить выбор своими братьями офицерами из полка. «Верные трону».— Я не слишком доверяю их братским чувствам, — спокойно ответил Кантэн. — На основании какой статьи устава я должен ограничить ими свой выбор?Председательствующий поежился под его жестким, холодным взглядом и взглянул на неуклюжую фигуру стоящего рядом Констана.— Если арестованный настаивает, едва ли мы можем отказать ему. Но я надеюсь, что настаивать он не будет. У него должно хватить такта признать, что Сен-Режан, шуан, крестьянин и... хм... ему вряд ли пристало представлять урожденного дворянина перед членами трибунала — такими же дворянами, как обвиняемый.— Конечно, нет, — сказал Констан.— Урожденный дворянин, господин председательствующий, премного признателен за эти слова. Но именно за то, что господин де Шеньер отказал мне в праве носить звание дворянина, я и сшиб его с ног, как поступил бы на моем месте каждый из вас.— Черт возьми! — в гневном нетерпении воскликнул Констан. — К чему защитник, когда и без того все ясно? Что может оправдать удар, которому вы были свидетелями?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124