— В таком случае, — снисходительно проговорил Д’Эрвийи, — я готов принять ваш план.Нельзя было терять времени, и Пюизе назначил штурм на следующее утро.Сэр Джон Уоррен обрушил на Пентьевр методический огонь своих пушек, под прикрытием которого Кадудаль повел три тысячи мербианцев на штурм.С высоты обрыва Д’Эрвийи, окруженный офицерами своего штаба, наблюдал за боевыми действиями, и все, что он видел, вызывало у него отвращение. Вид прижавшихся к земле и ползущих разомкнутым строем шуанов возмущал все его чувства, отчаянно противореча укоренившимся представлениям о военных приличиях.— Что это за тактика? — взывал он к небесам. — Только посмотрите на этих дикарей! Совсем как гуроны в саванне. Мне кажется, что я снова в Америке.— К сожалению, это не так.Д’Эрвийи вздрогнул от неожиданности. Не веря своим ушам, он стремительно обернулся и увидел молодого человека в зеленом рединготе, который стоял рядом с его офицерами.— Господин де Морле! Вы из какого полка, сударь? Устрашающий голос полковника и устрашающие взгляды офицеров его штаба не произвели на молодого человека ни малейшего впечатления.— Ни из какого. Я — человек сугубо штатский.— В таком случае, что вы здесь делаете?— Наблюдаю за этими отважными парнями, восхищаюсь их действиями и удивляюсь тому, что их доблесть оставляет равнодушным того, кто считает себя настоящим солдатом.— Сударь, вы грубиян.— Сударь, вы невежливы.Один из офицеров, желая успокоить Д’Эрвийи, дотронулся до его руки. Он хотел изменить тему разговора, и случай предоставил ему такую возможность.— Посмотрите, полковник! Они сдаются. Трехцветный флаг пошел вниз.Грянул победный клич шуанов.При столь безоговорочном успехе британских пушек и охватившем всех радостном волнении Д’Эрвийи позволил, чтобы ему помогли спуститься по склону.Однако в тот же вечер он ворвался в дом, где остановился Пюизе.— Итак, сударь! Мы дошли до того, что вы отправляете ко мне этого убийцу, этого задиру-фехтовальщика, чтобы он своими оскорблениями вызвал меня на ссору!Пюизе, который до того стоял, склонившись над бюваром для депеш, выпрямился во весь рост.— В чем дело? — резко спросил он. — О ком вы говорите?— Об учителе фехтования, о Морле, выдающем себя за маркиза де Шавере. Или вы станете отрицать, что ответственны за его возмутительное поведение?— И не подумаю. Нет. Я лишь позволю себе заметить, что не только способен, но и привык сам заниматься своими ссорами. Если вы этого обо мне не знаете, то, клянусь, вы знаете еще меньше, чем я предполагал.Казалось, полковник оглох от ярости.— Я желаю, чтобы вы наконец поняли: только опасаясь бунта ваших дикарей, я не приказываю арестовать вас и не поступаю с вами так, как вы того заслуживаете.Пюизе на миг онемел от удивления. Когда же он наконец обрел голос, то все, что он имел сказать, заключалось в трех словах:— Идите к черту.— Господин граф, я не потерплю подобных оскорблений.— У вас есть лекарство.Д’Эрвийи едва не задохнулся.— Вам, сударь, повезло, что мой долг перед королем заставляет меня забыть о моем долге перед самим собой. Но предупреждаю: если вы позволите себе нечто подобное еще раз, то даже оное соображение меня не остановит. Но в любом случае вы еще услышите об этом деле. Вас предупредили.Д’Эрвийи торжественно удалился. Пюизе вошел в комнату Кантэна.— Что вы сделали с Д’Эрвийи?Кантэн все ему рассказал.— У этого дурака хватило наглости заявить, будто я послал вас завязать с ним ссору. — Пюизе был еще бледен от гнева. — Думаю, в один прекрасный день, когда все кончится, я возьму на себя труд убить господина Д’Эрвийи. Но прошу вас запомнить, что я даю себе слово — это обещание — отнюдь не из желания получить сатисфакцию.— Я не забуду. У меня тоже нет ни малейшего желания, чтобы меня принимали за забияку-фехтовальщика.Пюизе взял Кантэна за плечи.— Дитя мое, не надо обижаться. Я вас не упрекаю. Да и как может быть иначе, ведь вы так великодушно приняли мою сторону в этой ссоре.— Великодушие здесь ни при чем. Просто я не мог поступить иначе. Этот человек — преступник. Кроме того, я сам затеял ссору, а не принял участие в вашей. И не без удовольствия: этот негодяй слишком многое себе позволяет.— В самом деле! — Пюизе лукаво улыбнулся. — Ну-ну! Так-то лучше, — и, отвернувшись, добавил: — И все же я, как глупец, надеялся, что все будет иначе.— Но почему?— Почему? Кто знает... Возможно, потому что я никогда не чувствовал себя более одиноким, чем теперь, когда мои планы расстроены, мое командование узурпировано, а мой авторитет среди тех самых господ, что я привел сюда, подорван. Меня согревала мысль, будто я приобрел друга, который вступился за меня. — Пюизе рассмеялся. — Вот и все. Не думайте больше об этом.— Но я буду думать об этом, сударь. — Кантэна тронул проблеск сердечности под алмазной броней, и в помпезной внешности Пюизе он неожиданно для себя разглядел доспехи стоической доблести. — Если хорошенько поразмыслить, то ваше предположение было недалеко от истины. На мое поведение с вами повлияла бесцеремонность, допущенная по отношению к вам Д’Эрвийи.В гордом, жестком взгляде Пюизе затеплилась поразительная мягкость.— Вы — славный малый, Кантэн. У вас есть сердце. Вы многого заслуживаете.— Если я хоть чем-нибудь могу служить вам...— Мне нужен адъютант, на которого я могу положиться. Тэнтеньяк и Вобан командуют своими отрядами, а среди остальных едва ли найдется хоть один человек, которому я рискнул бы довериться.— Я не солдат, сударь.— Но и не глупец. Вы доказали, на что способны, и обладаете именно теми качествами, которые мне нужны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124