Пол
то с остатками желтизны, то просто из серого камня, и на нем в качестве
мусора валяются множество очень для меня ценных вещей. Например,
недогоревший факел - я его поджигаю плевком, а потом наконец гашу
зажигалку, в ней теперь только три полновесных заряда осталось. В свете
факела обнаруживается кожаный передник, который буквально рассыпается в
прах, когда я его пытаюсь взять, сломанное кайло на трухлявой рукоятке, и
совсем еще крепкий, хотя и немного драный полуплащ-полухалат с шестью
разрезами от низу и до чуть пониже пояса. Здесь холодно и сыро, и я,
немного поколебавшись, натягиваю на себя эту одежду. На рукаве оказывается
рисунок, больше всего похожий на молодой месяц с трещиной на вогнутой
стороне, а на спине, как я раньше посмотрел - круг, в нем склон горы с
пещерой в нем - так я пиктограмму понял - и надпись всеобщими буквами
"УСМУН КОНРИ". Забавно будет, если это значит что-нибудь вроде "стрелять
без предупреждения". Но хватит заниматься маскарадом - пора на волю, я не
сомневаюсь, что широкий ход выведет меня под небо. В одной руке у меня
кайло, на случай, если выход заколочен, в другой факел, он чадит и имеет
явное намерение погаснуть, но пока держится. Магистральная дорога идет
прямо, пересекает еще одну разработку, с двумя столбами, и ведет дальше, в
гору. На стенах в дырках торчат огарки, но они такая гниль, что их поджечь
никак не удается - они здесь, видимо, со времен работ торчат, а вот мой
факел валялся сравнительно недолго.
Мне везет - пока мой светильник не погас окончательно, я успеваю
добраться до очередного забоя, из которого два хода ведет, и выяснить по
форме борозд на полу, откуда и куда таскали продукцию. Факел тухнет,
огонек только краснеет в темноте, и оказывается, что мне повезло двукратно
- в выбранном ходе виднеется свет. Закинув кирку на плечо, я почти бегу
туда и наконец выхожу из тоннеля через арку из могучих бревен,
поддерживающую отколовшиеся куски свода. От арки открывается вид на
красивую горную долину, она то в пятнах травы, а то просто голый камень. И
там, и сям виднеются постройки, кучки домишке, длинные черные сараи - все
это уходит влево-вниз и вправо-вверх. Вечереющее небо, первые звездочки на
нем - ох, хорошо! Я ведь даже не знаю, сколько времени под землей провел -
дней пять или больше? И воздух-то здесь какой хороший - хотя нет. Гарью
какой-то потягивает неприятной, и этот запах несколько охлаждает мои
восторги, вновь вспоминаю, что надо соображать, ориентироваться, прятаться
и вообще продолжать путь домой.
От арки вниз по склону горы ведет дорога, прямая и крутая, она
насыпана из крупных кусков в основании, хорошо утрамбованного гравия и в
самом верхнем слое - длинные плиты, как рельсы. В конце насыпи - большая
крыша на столбах без стен, рядом груды желто-серой крошки - наверное, там
работали каменотесы. Ничего не придумав, я иду наудачу к этой крыше, и
когда прохожу мимо, сзади раздается голос:
- Эй, Усмун! Зачем ты волокешь с собой эту тяжесть?
Оборачиваюсь - стоит в таком же идиотском халате, как мой, мужичонка
низкорослый, волосы курчавые и белые, а общее выражение лица неприятное.
Я, сам не ожидая от себя такой прыти, отвечаю:
- Да вот, кайло сломал, может, починю?
- Дешевле новое купить, брось. - И я бросаю инструмент прямо под
ноги. То ли я и вправду на этого Усмуна похож как на брата родного, то ли
что еще, но мужичонка особого удивления не высказывает, хотя нет, глядит
хитро. Головой покачал и говорит:
- Да, видать, верно говорили, а ты не верил.
- Что?
- Да ты же теперь на себя не похож ни чуточки, даже росту другого
стал. Ядин, помнишь, как раз и говорил про это: "Кто увидит сияющий зал,
тот вернется иным или не вернется вовсе". Теперь тебе трудновато будет,
трудновато...
Мужичонка придвигается вплотную и шепотом, дыша вроде насоса,
спрашивает:
- Но ты их принес? За один я тебя скрою, а за два, за три такое
сделаю! Ты еще не знаешь, что я могу!
Молчу, и мой друг разочарованно продолжает:
- Но дорога-то хоть верная? Дорогу покажешь?
Я уже догадываюсь, о чем речь, отвечаю:
- Да, все расскажу, и дорогу тоже. Вот, смотри - это чтобы ты
поверил!
Откидываю одну из лент халата и показываю эльфийский кинжал.
Мужичонка испуганно охает и озирается по сторонам.
- Ладно, пошли, - бормочет он, - у меня и поговорим. Я кое-что
предпринял, чтоб уши моих стен были глухи, можно не бояться.
Мы идем дальше, я стараюсь держаться как бы сам по себе дорогу
знающим, но в то же время зорко слежу за спутником, чтобы не пропустить,
когда он направление изменит. Идем мы теперь по обочине мощеной теми же
плитами дороги, а ведет нас она к скоплению одинаковых маленьких домиков
рядом с большим черным строением под односкатной крышей. В один из домишек
мы и заходим, хозяин сажает меня за стол и выставляет угощение - хлеб,
зеленая лепешка и пиво, от которого тянет явной горчизной. Все в глазах
моих плывет, так и кинулся бы, но нет уж. Не надо мне разубеждать
приятеля, что я действительно тот мародер Усмун Конри, за которого он меня
принимает.
Никогда не думал я, что стольких трудов стоит изображать даже не
сытого, а просто не очень голодного человека. Два дня, наверное, ничего в
брюхе не было, да и до того отнюдь по пирам не ходил, а приходится теперь
нехотя лепешку вкушать, травяным вкусом наслаждаться, хлеб аккуратно
отламывать, пиво прихлебывать маленькими глотками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131