— Возле магазина Каскада? — спросил Барсукевич.
Кирхнер понял, что соврал неудачно. Место он назвал слишком популярное, приметное, должны были быть свидетели.
— Не совсем, — неуверенно промямлил он. — Это было… это случилось уже за углом, на самой Знаменской, но неподалеку от Невского.
«Врет! — подумал Барсукевич. — Только зачем?»
— Ну, а кто вам дал? — спросил генерал.
— Некий г-н Бздилевич.
— Кто? — генерал аж подпрыгнул на стуле.
— Какой-то наглец, назвавшийся г-ном Бздилевичем.
Адольф Арнольдович встал и принялся медленно расхаживать по кабинету. Опытнейший следователь, он был уверен, что Кирхнер что-то привирает. В самом деле: ведь не представляется обычно человек прежде чем набить вам морду на улице! С другой стороны, морду этому болвану несомненно набили, и кто-то при этом назвался г-ном Бздилевичем. Если предположить, что Кирхнер по каким-то причинам скрывает место происшествия, то все будет выглядеть вполне правдоподобно.
Чтобы выиграть время для обдумывания ситуации, Адольф Арнольдович снова залез в стенной шкаф и выставил на стол новую бутылку и два чистых стакана.
— Хотите портвейна? — любезно предложил он. — Это бодрит.
— Я не пью, — сказал фабрикант.
— Непьющих портвейн особенно бодрит! — веско произнес генерал и до краев наполнил стаканы.
Взбодрились. Затем, приведя в порядок дыхание, Барсукевич спросил:
— Скажите, Отто Юльевич, а как выглядел этот ваш г-н Бздилевич?
— Гм-м… такой, знаете… маленький, лысый, рыжеватый… очень крепкий и ловкий…
Генерал взволнованно походил по комнате. Затем опять сел, вынул из среднего ящика стола фотографию и протянул ее Кирхнеру.
— Этот?
— Этот!
* * *
В восемь часов вечера наследник престола и его любовница пили чай.
— Попробуйте вот это абрикосовое варенье, Вова, — предложила Аликс. —Сегодня утром я получила его из Киева.
— Отличные новости! — оживился Ульянов. — Обожаю абрикосовое варенье!
— Давайте также дернем коньячку, мой друг, — грустно сказала Аликс. — Увы, не все новости столь хороши. Вместе с посылкой мне передали письмо.
— Что-нибудь случилось? — Ульянов изобразил на лице беспокойство.
— Сестра моя очень плоха, и меня просят приехать. Завтра я уезжаю в Киев.
— Надолго?
— Надеюсь вернуться сразу после новогодних праздников, но не исключено, что придется подзадержаться.
— Анжелика тоже едет?
— Анжелика остается здесь.
Ульянов мысленно потер руки.
Анжелика — лохматая юная ведьма с прекрасными, но мокрыми от слез, глазами — воротилась в половине девятого. Новости она принесла ужасные: Лев Абрамович Каскад содержится в тюрьме на Шпалерной, обвиняется в антигосударственной деятельности, и никого к нему не пускают.
Выслушав ее, Ульянов молча закурил. Комментарии были излишни.
— Что можно предпринять? — спросила Анжелика.
— Ничего, — ответил Ульянов. — Разве что взять тюрьму штурмом.
— Может быть — адвоката? — предложила Аликс.
Ульянов горько усмехнулся.
— Адвоката!? Неужели вы думаете, что его будут судить? Сегодня — когда они убивают бастующих рабочих прямо на улицах, когда не щадят даже детей!
— Но кто это — «они»? — гневно спросила Анжелика.
— Они — это те, кого нам предстоит уничтожить, как класс. В этом и заключается моя борьба. Этому я посвятил свою жизнь.
— Уничтожая их, вы им же и уподобляетесь!
— Анжелика, вы не правы, — горячо возразил Ульянов.
— От ваших слов веет пацифизмом.
— Разве это плохо?
— Если бы все были пацифистами, общество бы не развивалось, и мы не были бы сейчас там, где мы есть.
— Этим доводом можно оправдать любое насилие!
«Какая все-таки прекрасная девушка!» — вновь подумал Ульянов.
— В любом случае, — продолжала Анжелика, — уничтожая друг друга, вы уничтожаете будущее.
— Мы дети своего века.
22-23 декабря 1905 года
Рано утром Адольф Арнольдович Барсукевич ждал двух посетителей —агента Кавказца и капитана Жмуду: первого — с надеждой, второго — с любопытством. Кобе, в связи с его новым заданием, было велено докладывать, по возможности, каждое утро, а Жмуде предстояло отчитаться о своей вчерашней поездке в полицейское управление Финляндской железной дороги.
В приемной они появились почти одновременно: помятый, воняющий перегаром Коба и щеголеватый голубоглазый капитан. Генерал обоих ждал с нетерпением, но, соблюдая субординацию, первым принял Тадеуша Каллистратовича.
— Ну-с, разнюхали чего-нибудь, капитан? — спросил Барсукевич, одновременно закуривая, чтобы получше сконцентрироваться на работе и не думать о выпивке.
— Да, ваше превосходительство, — четко, по-военному докладывал капитан. — Я все узнал. Объект был задержан сразу после полуночи ротмистром Фишером. Объект ехал в поезде без билета, матерился, выдавал подзатыльники контролеру, пил водку. Документов при себе не имел, представился полковником Бздилевичем. Ротмистр Фишер оштрафовал его на пять рублей и отпустил.
— Этот Фишер, видимо, редкостный болван? — предположил генерал.
— Так точно, ваше превосходительство! Но как вы догадались?
— Чувствуется. Вероятно он наклал в штаны, как только объект представился полковником. Фотографию показывали?
— Да, ваше превосходительство. Фишер подтвердил несомненное сходство, но полной уверенности у него нет, поскольку объект был в охотничьем костюме и меховой шапке.
Барсукевич задумался. На днях, говоря императору, что расстрелять Ульянова было бы небезопасно, он кривил душой. Революция в стране была в самом разгаре. Только что Семеновский гвардейский полк жестоко расправился с восставшими в Москве рабочими. Заключенных расстреливали прямо в камерах, о пытках говорили почти в открытую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38