Меня сплет-
ками своими до сердца не проберут. Привыкла я. За красоту за мою бабы
меня не любят. Чисто мне кажный мужик нужен, а им всех до единого жалко
уступать.
Спокойно и просто о красоте своей. Не чванливо, не кокетливо, а прав-
диво. Умилился влюбленно: милая. Она, глядя мимо его лица, тихими сегод-
ня глазами, говорила:
- Вот и в городу: и стряпать по-господски выучилась, и стирать и гла-
дить как надо господское белье, а по-долгу на местах не жила. Не с того,
что без паспорту. Это для их выгодней, дешевше. А все из-за завидки
бабьей. Поглядят барыни, как ихние мужья, аль там кавалеры, околи меня,
вот как вы теперь, вьются, - сичас фыркать зачнут. Ну, а у меня сердце
на фырчок нетерпячее, сама отфыркаюсь. Вот и с места долой. Одна вот
чудная больно.
Виринея фыркнула.
- Так из себя хуть господа, а с деньгами не густо. По дешевой образо-
ванной должности с мужем жили. Все листы каки-те писали и в эту, как ее?
Тьфу, уж забыла городские слова... В редакцию каку-то ходили. Книжки мне
еще давали читать. Там, дескать, у их в этой редакции составляли. Скуч-
ные книжки, - про бедный народ... Я брать брала, а мало их читала. Ну,
дак они со мной так: все одно, дескать, люди, что господа, что мужики.
Великатно, старательно. Маленько муторно с ими было, больно великатные.
А ничего: пища, что сами едят и без ругачки. Только гляжу, барин чаще ко
мне на кухню, как барыня из дому. То да се, а сам мнется, вот как вы.
Ну, думаю, как бы барыня не осерчала. Да и при Ваське тогда заходил,
Васька сумлевался. А барыня - такая: по-городскому ничего, стеклышки
эдак на носу на шнурочке, кудеречки реденьки. Ну, а по-нашему: сохлая да
конючая. И барин с ей ласков, а, видно, посдобней, повеселей чего захо-
тел. Ну, и она приметила. Не осерчала, виду не дала. А только раз пришла
ко мне и говорит: Виринея, давайте обсудим. Ну, разное там говорила, ме-
щанки, говорит, которые за мужей держутся, а я нет. Если, мол, тебе ну-
жен - бери. Я, дескать, сама уйду. Я говорю: он мне не нужен, а коли
сумлеваетесь, рассчитайте. У меня, мол, свой, хуть плохой, да свой есть.
Да и у тебя-то, мол, мужик не лучше. С Васькой парный, только что обра-
зованный. А она - нет, говорит, зачем расчет, давайте обсудим. И вот
эдак раз двадцать все: обсудим. Ну, лучше бы она меня била, чем сусолить
эдак! Плюнула я, да тишком рано утром от их ушла. Вот эдакая завидка по-
тяжельше фырчанья!
Оба весело засмеялись. Виринея со смехом закончила:
- Она меня, эта "обсудим"-то и проняла. Затосковала я по деревне.
Проще у нас. Двинут, дак без разговоров двинут. Айда, говорю, Василий, к
своим подаваться. Уж терпеть, дак от своих. Вот когда обидно на баб на-
шинских станет, вспомню про тех образованных, обида-то и отмякнет. Эти
злы, да без подвоху. А те прямо не покорят, а жалостными словами зашпы-
няют.
- А не скучно вам здесь? Все-таки вы уж привыкли к городу...
- Ничего я не привыкла. Легкому сердцу везде сладко, а коли в ем
горько, дак где не жить, все одно тошно. Да нам за работой скучать не-
когда. В девках я книжки читала, а теперь и к им охоты нет. Вот так пос-
тою, погляжу да спать пойду. И в праздники больше сплю.
- Книжки я вам могу прислать, если хотите, у меня интересные есть...
И романы, и повести.
- Вот я раньше до романов охотница была. От дяди таилась, а много пе-
речитала. И работу какую ворочала, а читать находила часочки. В летни
праздники в степи пряталась.
- Я пришлю... Я вам завтра же принесу.
Виринея с усмешкой махнула рукой:
- Не надо. Я в их теперь и глядеть не хочу. Читала, читала, да вот с
чахотным и спуталась. Чего смеетесь? Правда, так. В книжках все такие
обходительные. Про любовь там всякое. Ну, а наши деревенские эдак не
займаются. С девками словами не канителят, а с бабой своей дак и вовсе
разговоров не разговаривают. Корове когда скажут "красну-ушка, красну-
шенька", аль лошадь с добавкой словом ласковым назовут, а жену - нет.
Для работы взята, для роду, а не для ласковости. И на работе скотину жа-
леют, а бабу нет. И все одно - в богатстве ли, в бедности - везде к на-
шим бабам так то. Еще бедный-то лучше, из-за хозяйства не ярится. Ну,
вот я в книжках одно начитала, а нагляжусь на другое. И неохота мне ни с
кем нашинским. На улицу тайком часто бегала, охотливая в девках до ве-
селья была, а от себя всех отваживала. Не милы. На тех, в книжках, не
похожи. А этот вот, Васька-то, и в обряде городской и с манерами с го-
родскими. По-тихому, со словами ласковыми, обошел меня. И из себя чисто
не деревенский, худенький, да ужимчивый. Вот и припаялась.
- А сейчас вы его не любите?
Виринея встрепенулась. Взглянула в инженеровы ласковые глаза и вдруг
сухо оборвала:
- Разболталась я. Молчу много, а вот так накатит и заговорюсь. Вы че-
го шли ко мне-то, с каким делом?
Затаился взгляд. И губы твердо сжала. Спугнул инженер легкий разго-
вор. Сам избить себя готов был, но как поправить, как разговор затянуть,
не знал.
- Я, видите ли... Не знаете ли вы кого мне здесь попросить стирку
белья моего на себя взять?
- А што же, я постираю. Я по-городскому могу. Только я за дешево не
возьмусь.
И опять деловито плату указала. Очень дорого по местным ценам. Но он
уж не злился. Только жалел, что та милая, с неуклюжей, но задушевной
речью спряталась. Другая Виринея точно. Рассчетливая деревенская баба.
Нелепым для произносимых слов печальным голосом сказал:
- Ну, что ж, я согласен. Когда можно белье прислать?
- Куды присылать? У вас, поди, кухня есть. Да не то кухня, баня в
этом двору есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32