Чернокожий, явившийся на звук раковины,
терпеливо ожидал, когда хозяин закончит это занятие.
- Послушай, - взревел судья. - Где ты берешь такую дрянь? Они не
горят и не тянутся! Скажи этой шоколадной ведьме, подруге Джонни, что я
больше у нее не покупаю. Поезжай за реку, к мистеру Дьюси, и привези ящик.
Да скажи, чтоб выбрал получше! Стой! Передай еще, что мне надо потолковать
с ним и с соседями! Понял? И не вздумай задерживаться! Чтоб через два часа
был дома! Поедешь на новом мустанге. Посмотрим, на что он годится.
Чернокожий пулей выскочил из комнаты.
- Вы мой гость, - сказал судья. - Завтра вы будете в полном порядке.
Хозяин показал мне свои владения. Мы много говорили о Техасе, о том,
что близится его отторжение от Мексики, еще не зная, насколько
пророческими оказались наши слова. С наступлением сумерек я пошел спать.
Поутру меня разбудил топот копыт. Это приехал Боб. Я видел в окно,
как он слезет с лошади. Мне показалось, что руки и ноги плохо повинуются
ему, он пошатывался. Нет, он не был пьян. Его пригибала к земле
смертельная усталость, какая бывает, когда душевные муки становятся
физической болью.
Я мигом поднялся и побежал открывать дверь. Он стоял, прислонившись к
мустангу, в позе мученика и глухо стонал.
- Вы не хотите зайти в дом?
Он смотрел на меня невидящим взглядом. Я в прямом смысле оторвал его
от коня и повел в дом. Боб позволял делать с собой все что угодно и лишь
неуверенно переставлял ноги. Ни единого слова я от него еще не услышал.
Снова топот копыт. Судя по звуку, приближалась не одна группа
всадников. Действительно, сначала показались двое, за ними - еще несколько
верховых. На всех были охотничьи куртки, безрукавки и ноговицы из оленьей
кожи, у всех - карабины и тесаки. Крепкие упрямые парни, каких немало в
юго-западных штатах. А лица выдавали в них истых кентуккийцев. С такими
ребятами Техас может рассчитывать на независимость!
Заходя в дом, они хмуро поздоровались со мной. Их зоркие взгляды
зацепили и Боба. Они были явно заинтригованы этой встречей, хотя умело
прятали любопытство под маской холодного равнодушия. На меня, впрочем,
тоже было брошено несколько пристальных взглядов, однако это никак не
означало приглашения к разговору. Речь шла о демонстративных передвижениях
войск вблизи границ Техаса. Но хладнокровие этих людей было столь
несокрушимо, что, казалось, им не было никакого дела до военной угрозы.
К дому подъезжали все новые и новые соседи. В конечном счете их
оказалось четырнадцать. Все как на подбор сильные, с привлекательными
волевыми лицами. За исключением двух, которые мне сразу не понравились. Да
и земляки, видимо, не питали к ним дружеских чувств: никто не протянул им
руки. Вскоре двери отворились, и в комнату вошел хозяин. Не скрывая
душевной радости, мужчины двинулись ему навстречу. Все, кроме тех двух. Им
не подал руки и судья. Поздоровавшись с соседями, он взял меня за локоть и
представил своим гостям.
Слуга расставлял кресла и коробки с сигарами. Указав на сервированный
столик, хозяин, наконец, уселся. Гости прикладывались к стаканам и
разбирали сигары. Закуска и обкуривание комнаты заняли порядочно времени.
Боб совершенно истомился.
- Мистер Морзе, - обратился ко мне судья, - сделайте милость,
угощайтесь!
Я взял сигару, закурил, и лишь когда надо мной поднялось облачко
дыма, хозяин с довольным видом откинулся на спинку кресла.
Во всей этой педантичной приверженности церемониалу было какое-то
патриархальное величие.
- Нам предстоит решить одно дело, - сказал алькальд, - но пусть лучше
о нем скажет тот, кого оно касается.
Мужчины перевели взгляды с алькальда на Боба и на меня.
- Боб Рок! Или как тебя там. Если есть что сказать, говори.
- Я уже сказал, - буркнул Боб.
- Вчера было воскресенье. По воскресеньям отдыхают от дел, а не
занимаются ими. Все, сказанное вчера, во внимание не принимается. Я не
хочу, чтобы ты непременно повторял свои вчерашние сказки. К тому же,
разговор был с глазу на глаз. Мистера Морзе, я не считаю: он нездешний.
- Сколько можно говорить, дело-то ясное, - опять огрызнулся Боб.
На твердокаменных лицах мужчин застыло выражение мрачной серьезности.
- Не спеши выносить себе приговор, приятель. Твое самообвинение имеет
один слабый пункт: у тебя лихорадка!
- Да что ты будешь делать! - чуть не заплакал Боб. - Неужто вы не
можете избавить меня от самого себя? Повесить! Повесить на дереве, под
которым он лежит!
Мужчины угрюмо молчали.
- Вот незадача-то, - продолжал Боб. - Если б он угрожал мне, затеял
бы свару, не дал бы на табак... А мне черт на ухо нажужжал, я и вскинул
ружье...
- Вы прикончили человека, - густо пробасил один из присяжных.
- Прикончил!
- Как это было?
- У черта надо спросить или у Джонни. Нет, у этого не надо. Не было
его там, Джонни-то. Я только встретил его в трактире. Джонни попутал меня,
показал, кого потрошить. Ну я и дрогнул. Это было вблизи патриарха, на
берегу Хасинто.
- Я так и подумал, что там что-то нечисто, - подал голос еще один, -
когда мы проезжали мимо дерева, там была уйма воронья и прочей нечисти. Не
так ли, мистер Харт?
Мистер Харт кивнул.
- У него жена с ребенком, - сказал Боб.
- Кто же это был? - снова спросил бас.
- На лбу у него не написано.
- Надо бы это выяснить, алькальд.
- Зачем выяснять? - пробубнил Боб.
- Зачем? - вскинулся судья. - Да затем, что не можем мы вас судить,
не поинтересовавшись доказательствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15